Судьба ополченца

В то время как прорвало плотину, шли и шли к нам люди из близких и далеких деревень, поодиночке и группами. Бригада с каждым днем обрастала людьми.

* * *

В конце сентября командование двух бригад — Дубровского и Никитина решило объединенными силами сделать налет на немецкий гарнизон в Ушачах и заодно привести в исполнение приговор над целым рядом изменников родины, полицаев. Группировались мы тогда в Исто-пище, большом заболоченном лесу недалеко от Ушачей.

Заготовил я листовок и плакатов, себе взял и дал Мише Карабаню; достал винтовку во временное пользование, так как я недавно вступил в бригаду и мне еще предстояло добыть себе оружие в бою.

На опушке Истопищенского леса у хаты лесничего встретились с никитинцами. Выстроились бригады длинной-длинной колонной по дороге, которая извивалась коленом на гору, а на горе стояла большая хата с сараем лесника. Лесник был весь белый-белый — с седыми волосами и бородой, в белой рубахе и белых штанах, — сидел на пригорке и объяснял партизанам, как лучше подойти к местечку; парни одеты были очень живописно и разномастно, стал я, пока ждали сумерок, зарисовывать хлопцев, телеги, лошадей и к вечеру сделал целый ряд рисунков акварельных и карандашом.

Солнце зашло внезапно за тучу, которая тяжелой горой лежала над верхушками леса. Сумерки спускались быстро, была дана команда выступить боевой колонной на захват Ушачей. Захлопнул альбом и засунул его в торбу с патронами; торба у меня большая, полотняная, напоминала мне сумку, с которой я ходил в Кобеляках во второй класс. Подводы, лошади, люди — все, что я рисовал только что, задвигалось, заскрипело, и мы, вступив в тень от леса, двинулись по дороге, правым краем уходившей в овраг. Не успели сделать два-три километра, как стало совсем темно.

Никитинцы — это не то что наша бригада, они не похожи на наших партизан, каких-то домашних и дисциплинированных. Это была вольница. С боями прошли они по тылам сотни километров из-за линии фронта, и люди озверели. Рядом со мной шла Оля, мы с ней оказались среди никитинцев, и я чувствовал, как на нее подействовала близость этих людей — с другим укладом жизни, которых нельзя призвать к порядку, у которых эмоциональные всплески очень ярко вырывались наружу; я чувствовал, что нужно быть готовым защитить ее, так как рядом шедший бесцеремонно старался схватить ее за плечи, и все усугублялось темнотой. Странно, но я не помню в своей жизни более темной ночи, она окутала и скрыла все предметы, лес, дорогу, ориентировались мы только на спины впереди идущих. Так мы прошли десять километров и на горизонте увидели несколько огоньков и силуэт колокольни Ушачей. Колонна свернула влево и слилась с массой партизан, стало менее тревожно.

Подошли к Ушачам. На кладбище командный пункт установили. Решено было с двух сторон ударить по местечку. Я был в группе, получившей задание захватить комендатуру и расстрелять изменников-полицаев.

Огородами начали пробираться к центру. Но нас обнаружили, взвилась ракета — эта зеленая предательница! — и тут же заработал пулемет с колокольни, прижав нас к земле. Я лежал на грядке с капустой, трассирующие пули ложились недалеко рядками, исчезая в грядках, стало не по себе — вот еще несколько метров… и я ясно представил, как пуля пробьет мне голову, это было настолько реально и так мне не хотелось сейчас умирать, что мой двойник как бы согласился с этим, я начал копать руками ямку для головы, не думая о бесполезности этого занятия, ведь пулемет бил сверху, но, когда я копал, мне было легче, да в капусте и сам как капустный кочан становишься. Немного затихло, вернее, стал бить пулемет в другую сторону, мы поднялись и перебежками двинулись к домам. Я не утерпел, быстро стал жевать хлеб и мякишем прилепил листовку к бревнам стены — думаю, утром хозяева увидят и скажут: «И здесь были партизаны!»

Дальше мы уже бежали группой, засели за стеной дома, и опять я успел листовку приклеить. Сбилось нас за хатой человек восемь, вместе начали пробираться к центру. Каково же было наше удивление, когда на доске объявлений комендатуры мы увидели мой плакат «Смерть фашистам!» — значит, здесь уже побывал Карабань со своими хлопцами, разбили стекло и повесили свое объявление, опередил нас Михаил, комендатура была разгромлена.

Быстро разбились на группы, чтобы по домам полицейских идти. Вдруг из-за стены фигура — в кальсонах и с винтовкой, за ней еще одна. Я хвать за винтовку первого: «Пропуск!» Нужно сказать «Два», так мы договорились, чтобы в темноте не спутать своих и противника, — а тот: «Свои». Поставил ему в живот карабин, спустил курок. Осечка! Он бросил винтовку и ходу. Начал вдогонку стрелять — не попал. Схватил его винтовку, обрадовался! Оглянулся, а ребята уже далеко.