Судьба открытия

Петербург не раз окутывался туманом, туман рассеивался, снова сгущался, моросил дождь, потом ударили морозы, закружились в воздухе снежинки. А Лисицын сидел у себя в кресле и читал. Мальчик из книжной лавки приносил по его заказам связки журналов, брошюр. Заказы выполнялись не всегда аккуратно — нужных сочинений даже в Петербурге не находили. Наконец Лисицыну пришло в голову: разве так может продолжаться? Множество работ талантливых геологов разбросано в редчайших изданиях — в «Записках» университетов, в «Трудах» Общества естествоиспытателей; а Иван Васильевич Мушкетов, например, помещал статьи в газете «Туркестанские ведомости». Одно забудется, другое исчезнет без следа. Десятки крупных имен: Черский, Иностранцев, Ковалевский, Амалицкий, Федоров… да мало ли! «И почему у нас нет справочника по геологии, где были бы собраны вместе, кратко пересказаны труды замечательных русских ученых?» Лисицын решил: такую книгу напишет он. Ему казалось, это будет очень хорошая книга. Казалось: объединяя сотни исследований, он еще глубже раскроет историю планеты, покажет климат прежних эпох, состав воздуха, использует современную науку о растениях, математически рассчитает распределение тепла на Земле. Все догадки, где только возможно, проверит строжайшим расчетом. Он объяснит — художники нарисуют ландшафты древних периодов; карты доисторических материков, ссылаясь на труды Карпинского, начертит сам. Профессор Лутугин схватится, наверно, за бороду, скажет «Ого!», когда узнает о такой работе.

«Может, сейчас с ним посоветоваться? — думал Лисицын. — Лутугин все-таки большой геолог. Или принести сразу готовую рукопись?»

Случилось по пословице — «на ловца и зверь бежит». Два дня спустя Лисицын встретил бывшего своего профессора на углу Каменноостровского проспекта. Увидев знакомое длинноносое бородатое лицо, он догнал Лутугина и здесь же на улице рассказал, какую собирается писать книгу

— Как отнесетесь к этому, Леонид Иванович?

— Ну что ж, — ответил профессор, посмотрел веселыми глазами и взял подмышку трость. — Великое дело. Пишите. От всей души желаю успеха!

Попрощавшись, они пошли в разные стороны. Отойдя несколько шагов, Лутугин крикнул:

— Вернитесь! — и предложил: — Хотите на службу ко мне в Геологический комитет? Готовлю съемку всего Донецкого бассейна.

— В комитет? На службу? — озадаченно переспросил Лисицын. Помолчав, затряс головой: — Благодарю вас, нет. Я уж писать принялся, я уж книгу… Благодарю вас…

С тех пор мысль о древовидных папоротниках каменноугольного периода стала занимать его еще больше. Лисицын будто видел мысленно высоту и толщину стволов гигантских сигиллярий, лепидодендронов. Он думал о теплом болоте, питавшем корни древних растений, о ливнях, более страшных, чем нынешние тропические дожди.

Главу о каменноугольной флоре он, по традиции, начал критикой взглядов Аристотеля. Аристотель считал, что деревья и травы растут, получая пищу только из почвы. Аристотелю не было известно — это узнали две тысячи с лишним лет спустя после его смерти, — что главные вещества растений образуются из воздуха. Зеленые листья поглощают из атмосферы углекислый газ. В листьях происходит химический процесс: под действием солнечного света углекислый газ разлагается на углерод и кислород. Кислород возвращается в атмосферу, а углерод соединяется с водой.

«Отсюда в растениях, — обмакнув перо в чернильницу, написал Лисицын, — получаются углеводы: клетчатка, декстрин, крахмал, сахар. Процесс этот, исследованный Климентом Аркадьевичем Тимирязевым, называют ассимиляцией углекислоты. От него зависит вся жизнь на Земле».

Рука снова протянулась к чернильнице. Тут в дверь постучала фрау Шеффер.

— Владимир Михайлович, — сказала она, — битте кафе тринкен. — И таинственным шопотом, заглядывая в комнату, добавила: — Швестер, то-есть мой сестра, приехаль… молодой баришна. Я познакомили вас, битте! Коммен зи!

Квартирант покосился на нее с досадой.

— Некогда, не могу, — пробурчал он. Показал пальцем: — Работа у меня, видите? Данке шён, их арбайте.

Фрау обиженно пожала плечами и ушла.

На столе Лисицына стопами лежали раскрытые книги. Сверху был томик Тимирязева в коричневом кожаном переплете — знаменитая его работа «Об усвоении света растениями».

«Почему, — думал Лисицын, шагая по комнате из угла в угол, — в каменноугольном периоде папоротники так бурно росли? Почему они достигали таких исполинских размеров?»

Он прочел описание интересных опытов. Оказывается, если поместить растение в стеклянный ящик и впускать туда понемногу углекислый газ, оно станет развиваться очень быстро — конечно, на хорошей почве и в солнечном свету. Когда ученые повысили содержание углекислого газа в ящике до одного процента, углеводы в зеленых листьях образовывались иногда даже в двадцать-тридцать раз быстрее, чем в листьях таких же растений на обычном воздухе.

«Вот в чем дело! — сообразил Лисицын. — Углекислота!»