Судьба открытия

Еще в институте студентам говорили: земная атмосфера древних эпох содержала много углекислого газа. Но только теперь Лисицын по-настоящему понял, что воздух, богатый углекислотой, и был главной причиной стремительного роста палеозойских папоротниковых лесов. «Каких-нибудь, — вспомнил он улыбнувшись, — пятьсот миллионов лет назад».

Несколько дней он писал, не разгибая спины. А потом почувствовал беспокойство: «Что же дальше будет?»

Захотелось пройтись по морозцу — зимой в квартире фрау Шеффер было душно. Он надел шубу, шапку и вышел на улицу.

Медленно падали легкие снежинки. «Приближается конец жизни на Земле, — думал Лисицын и шел, глядя себе под ноги. — В нашем воздухе только остатки прежних запасов углекислого газа, жалкие три сотых доли процента. С каждым годом его становится меньше. Растения хиреют из века в век. Когда углекислоты станет совсем мало, чахлые кустарники и травы, мхи и водоросли уже не смогут прокормить животных. Плохо будет на Земле, ох, как плохо…»

— Ваше сиятельство, прокачу! — крикнул извозчик-лихач, подъехав к тротуару и откинув медвежью полость на легких лакированных санках. Рослая гнедая лошадь выгибала шею, нетерпеливо подтанцовывала.

Лисицын остановился.

— Прокатишь? — спросил с недоумением в голосе. Рыжие брови поднялись крутыми дугами. Но тотчас понял: — Ага, прокатишь! — И милостиво кивнул головой: — Ну ладно, прокати!

Лошадь рванула с места, резво побежала сначала по засыпанным снегом улицам, потом по гладкому льду Невы. Снег скрипел под полозьями. Подбородок у извозчика был бритый, а усы с седой ниткой выглядели по-гренадерски.

— Отставной солдат? — спросил Лисицын.

— Так точно! — гаркнул извозчик и повернулся к седоку. — Гвардии конно-гренадерского полка рядовой Егор Егорыч Ферапонтов.

Извозчик смотрел ясными, широко раскрытыми глазами. Лисицыну его лицо понравилось.

— Скажи, Егор Егорыч, долго на земле будут жить люди?

Егор Егорыч усмехнулся: «Чудит барин!»

— Попа надо спросить, ваше благородие.

— Ну, а ты как думаешь?

— Думаю, осмелюсь доложить, конца света не предвидится.

«Святая простота», подумал Лисицын.

Через неделю, перелистывая труды Менделеева, он встретил интересное место — мысль, окончательно его взволновавшую. Углекислота, говорит Менделеев, обладает редким свойством поглощать невидимые лучи, например те лучи, которые отбрасывает в пространство нагретая солнцем Земля. Углекислота в воздухе над Землей — как стеклянная крыша над оранжереей. Она окутывает Землю, как прозрачная одежда. Если ее станет больше, климат Земли потеплеет. Какой-то физик вычислил: даже ничтожная прибыль углекислого газа в атмосфере, скажем до одной десятой доли процента, могла бы вызвать потепление по всей поверхности земного шара на восемь-десять градусов Цельсия. А для дыхания это было бы и незаметно и безвредно.

Лисицын перестал писать свою книгу.

По обледеневшей мостовой прыгали голодные воробьи. Один из них взлетел к окну, уселся на каменном выступе, постучал клювом в стекло, зачирикал, потом нахохлился и смотрел черными бисеринками-глазками.

— Ничего ты не понимаешь, — сказал Лисицын воробью, остановившись в комнате против окна. Воробей за двойными рамами не чувствовал опасной близости человека. — Ничего ты не понимаешь, — повторил Лисицын. — Видишь, какое дело, брат: углекислота — это, во-первых, крыша, от которой может стать тепло. Ясно тебе? Потом, она — пища для растений. Стоит добавить ее к воздуху, хоть бы одну десятую процента — сообрази: одну десятую! — и тогда ты, воробьишка…

Он ткнул пальцем в стекло — воробей вспорхнул и исчез.

— Одну десятую! — крикнул ему вдогонку Лисицын.

«Пальмы вырастут в широтах Петербурга… Урожаи пшеницы превзойдут самые смелые мечты…»

Дух захватывало от таких мыслей.

Когда фрау Шеффер забарабанила ногтями в дверь, Лисицын отказался от ужина.

«А что, если эту самую, — побледнев, подумал он, — одну десятую мы человечеству дадим?»

…Стояла глубокая ночь. На письменном столе горела лампа под зеленым абажуром, размеренно постукивал маятник стенных часов. В комнатных туфлях и халате, с логарифмической линейкой в руке, Лисицын сидел, склонившись над развернутой черновой тетрадью.

Как хозяин, проверяющий запасы в своих амбарах, он подсчитывал богатства Земли.

Сто двадцать триллионов пудов углекислого газа, записал он, содержится в земной атмосфере теперь. Это составляет три сотых доли процента нашего воздуха. Растения поглощают из атмосферы ежегодно один триллион пудов углекислоты.

Он поднял голову. Страшен ли такой расход? Нет, не страшен. После смерти растений, когда они гниют, сгорают или когда дышат животные и люди, съевшие растительную пищу или мясо других животных, углекислой возвращается обратно в воздух. Тут простой круговорот.

Лисицын опять посмотрел на светящийся зеленый абажур.

— Ничего, — шопотом ответил он себе, — сейчас откроем кладовую, где природа спрятала свой углекислый газ. Отдашь, не удержишь, старуха!.. Ничего, отдашь!

Часы на стене гулко пробили: раз, два, три, четыре.

Он потер ладонью висок и вслух сказал:

— Ага! Ведь сколько же его было в палеозойском воздухе!