Судьба открытия

Он до утра ходил по комнатам, заглядывал во все углы, раскрывал дверцы шкафов. Все было сдвинуто, все казалось грязным, но из дома не унесли ничего.

«Вот же странные какие воры!.. Да нет, тут не воровством пахнет! Не просто воровством! И куда делся Егор Егорыч?»

Глава VI Великий князь

Пристав в полицейском участке спросил:

— Что у вас украли?

Лисицын поднял плечи:

— Решительно ничего.

— Что же вы хотите? — удивился пристав.

— Ну, все-таки вторжение в мою квартиру…

— Смешно рассуждаете, господин. Вам показалось, будто вещи кто-то трогал. А мне бы, например, не показалось, Слуга ваш был пьяный. Сами вы, извините, тоже после ужина приехали.

— Но вина я, прошу понять, не пью. Ферапонтов мой в то время у вас в участке сидел. Я в законном недоумении.

— Охотно верю! Только при чем здесь полиция?

Лисицын наклонил голову, сердито посмотрел и сказал:

— Расследуйте.

— Да расследовать-то нечего!

Пристав засмеялся, развел перед собою руками: стоит ли, ей-богу, говорить о пустяках?

Лисицын вышел, хлопнув дверью.

На своей улице, почти рядом со своим подъездом, он заметил бродячего торговца. Человек с ненатурально черной бородой, какая бывает у разбойников в театре, стоял, прислонясь к тумбе для афиш, и придерживал лоток с товаром: с пуговицами, с нитками. Лисицын не обратил бы на него внимания, однако случилось, что на миг их взгляды встретились. На Лисицына остро взглянули наглые светлые глаза, почему-то очень знакомые. Они тотчас потухли, прикрылись веками. Торговец отвернулся, медленно зашагал по тротуару, закричал фальцетом:

— Нитки, иголки кому! Булавки модные английские, простые!

И голос прозвучал неестественно.

Лисицын долго глядел удалявшемуся торговцу вслед и наконец вспомнил: года два назад, когда толпа шла к царю и солдаты стреляли по ней, когда Глебов произносил во дворе речь, вот эти именно глаза смотрели из рядов слушателей.

«Уж слишком знакомы. Где я их видел еще? Разве только во сне? Да, такие, пожалуй, приснятся…»

Егора Егорыча мучил стыд. Лисицын был встревожен ночным происшествием, думал о вчерашнем юродивом и вечернем ожидании в участке, о сегодняшнем разговоре с приставом. Егор Егорыч принимал хмурый вид хозяина на свой счет.

— Ваше благородие, — говорил он в десятый, наверно, раз, — что верно, то верно: проштрафился! Осмелюсь доложить, безобразия больше не допущу.

— Ладно, извинился — и хватит.

— Да, ваше благородие, не будет такого никогда! Грех попутал…

— Я на тебя не сержусь.

Егор Егорыч с сомнением качал головой и осторожными шагами уходил в кухню.

С каждым часом Лисицын тверже убеждался, что загадочные воры интересовались главным образом его работой. Если бы они унесли деньги или вещи, было бы куда спокойнее. И пристав, по-видимому, небрежный человек. Не захотел даже вникнуть в обстоятельства. Хотя бы из приличия. Хороший полицейский офицер тут смеяться бы не стал. Правда, ни журналов с записями, ни образцов веществ — воры ничего не взяли. Значит, строго говоря, они не воры. Но не послал ли их какой-нибудь жадный делец, чтобы найти журналы, переписать готовые рецепты? Удалось ли им переписать? А если они придут снова?

— Егор Егорыч! — позвал Лисицын.

Егор Егорыч прибежал в кабинет.

— Садись, старина. Боюсь я: вдруг опять заберутся к нам злоумышленники? За работу свою боюсь, за бумаги. Очень боюсь!

Старик положил на колени жилистые кулаки и внимательно смотрел хозяину в лицо.

— Давай, — сказал Лисицын, — заведем такой порядок: один из нас будет всегда дома. Ты не спросясь не уходи. Понял?

— Слушаюсь, понял. Пса надо завесть, ваше благородие.

— Собаку? Это правильно! Ты подыщи, пожалуйста, где купить. Потом, с оружием умеешь обращаться?

— Так точно, умею.

— Я пистолет приобрести хочу. Пусть у нас с тобой на двоих. В ящике стола, вот здесь, положим. На всякий случай. Как думаешь?

— Да нешто грабители в атаку пойдут?

— Ну, в атаку не в атаку… Нет, я все-таки приобрету!

На следующий день вечером — Лисицын с Егором Егорычем, конечно, не могли этого знать — в соседнем трактире, в темном углу, чья-то волосатая рука, сжимая огрызенный карандаш, выводила на куске бумаги, другая такая же рука прикрывала бумагу сверху:

«Донесение

Ферапонтов привел в квартиру взрослого щенка. Порода — овчарка. Кличка — Нонна. Лисицын же купил у оружейника Абакумова револьвер системы «Кольт» шестизарядный, к нему патронов пятьдесят штук».

Человек в трактире писал верно. Нонна поселилась в передней, присмотрелась, принюхалась и уже виляла хвостом, лизала пальцы Егору Егорычу; если с лестницы доносились голоса или звук шагов, она звонко лаяла.

В лаборатории теперь почти круглые сутки не потухал свет дуговых ламп. Лисицын теперь и завтракал и ужинал, не отходя от своих приборов. От зари до зари был в темных очках на влажном, вспотевшем лбу; когда смотрел на приборы — сдвигал очки на глаза.