Судьба по книге перемен

– Что значит – узнать?! Вы что, служите в органах?! Зачем вы явились?!

– Поговорить.

Ирина поднялась из-за стола.

– Убирайтесь, – сказала она тихим голосом. – Я вас не знаю, у Эмилии никогда не была, и вообще не понимаю, о чём речь.

В дверь постучали, девушка внесла поднос, уставленный стаканами в начищенных подстаканниках и какими-то угощениями.

Ирина показала на маленький столик, и девушка принялась сервировать чай.

Маня тоже поднялась, нашарила трость, подошла к окну и стала смотреть вниз.

Тут же закружилась голова, по спине продрал мороз, и появилось неудержимое желание прыгнуть.

Маня ненавидела высоту!..

– Эмилию задушили шнуром от лампы, – сказала она, как только вышла девушка с подносом. – Утащили деньги, не очень много, из-за них не стоило убивать человека!.. Я хочу знать, кто это сделал. Помогите мне.

– Не знаю никакую Эмилию, вас вижу в первый раз в жизни.

Маня повернулась и взглянула на Ирину.

Этого взгляда было достаточно, чтобы понять – она на самом деле больше ничего не скажет, а как её заставить, Маня не знала.

Она глубоко вздохнула, огляделась по сторонам, словно спрашивая себя, как она сюда попала, чему-то мимолётно удивилась и сказала:

– В таком случае будете объясняться у следователя. Я-то совершенно точно вас видела, когда вы приходили к Эмилии.

Ирина не дрогнула.

Маня, стараясь сохранить лицо, величественно двинулась к выходу, Лёля, которой во время разговора было страшно неловко, вскочила. Но тут Манина трость зацепилась за край ковра, а может, за ножку письменного стола. Маня споткнулась, засеменила, схватилась обеими руками за столешницу, ручки, бумаги, штучки пришли в движение и посыпались на пол.

…Уф!

Уйти красиво не получилось.

Путь до двери Маня с Лёлей проделали проворно и словно на полусогнутых.

Дюша-Слон встретил их с распростёртыми объятиями, и Маня тут же пристала, чтоб он прокатил Лёлю.

Та отказывалась, извинялась, утверждала, что ни за что и никогда не поедет, но отвязаться от Мани было не так-то просто.

Дюша был готов катать кого угодно, лишь бы ещё немного «поотлынивать от работы», и в конце концов Лёлю чуть не силой взгромоздили на мотоцикл, и они умчались, пугая прохожих, собак, голубей и чаек, а Маня осталась одна на набережной.

Конспиративно оглянувшись по сторонам, она вытащила из-за пазухи небольшую фотографию в рамке, похищенную со стола Ирины, ещё раз посмотрела, убедилась, что не ошиблась, и сунула добычу в рюкзак.

…К Медному всаднику отправились всей компанией – Маня с Волькой на поводке и Лёля с Марфой за ручку.

Лёля безостановочно рассказывала, как она каталась на мотоцикле. Как ей сначала было страшно, а потом она совсем перепугалась, а кентавр всё наддавал, и вдруг она перестала бояться и чувствовала только ветер и скорость, а когда они перепрыгивали Неву, ей показалось, что кентавр и вовсе оторвался от земли.

– Самое главное, – не унималась Лёля, – что в голове вообще не остаётся мыслей! Вы понимаете, Маня?! Никаких! А я ведь всё время… думаю, и постоянно об одном и том же.

– Это вредно.

– А тут я перестала думать. И так стало свободно!

– Свобода личности – основа демократии.

– Как в молодости, когда всё впереди и ещё ничего не случилось! И когда мы остановились, я даже не сразу поняла, что мы уже приехали!

– Кстати, – прищурилась Маня. – Почему вы слонялись по панели вдоль «Астории», как проститутка-неудачница, и не заходили внутрь?

– Что вы, – удивилась Лёля. – Мне неудобно, как я могу зайти в такую гостиницу?

– Но вчера вы как-то зашли!

– Я была с Марфой, это совсем другое дело.

– Да, да, – согласилась Маня. – Вы должны её спасти, я понимаю.

Оглянулась по сторонам и отцепила Вольку.

В Питере вход с собаками всюду был запрещён, но разрешён – сделав замечание: «Уберите животное, с собаками нельзя!», смотрители переставали обращать внимания, и собака могла гулять сколько угодно. Маня с Волькой этим пользовались. В Москве всё было по-другому, там не забалуешь!

Возле знаменитого памятника толпились туристы и свадьбы – невесты мели кружевными шлейфами гравий, женихи потели от чувств и неловкости, гости угощались тёплым игристым из пластмассовых стаканчиков, фотографы метались, приседали, ползали по траве, «выстраивая кадр», – красота!..

– Посмотри, Марфа. – Маня наклонилась к девочке. – Это император Пётр Первый. Он построил город, где ты живешь.

– Она не понимает, – тихонько сказала Лёля.

Маня дёрнула плечом:

– Мы не знаем. Может быть, понимает, только нам не говорит.

Сергея Петровича она увидела издали – он стоял спиной к памятнику и смотрела на Неву.

– Хорошо, что мы вместе, – сказала Маня Лёле. – Вполне возможно, что этот человек психопат.

Лёля оглядела его с тревогой и покрепче вязла Марфу за руку.

Писательница Поливанова на ходу вытащила из рюкзака папку, чтобы сразу вернуть ее и распрощаться, сделала независимое лицо, подошла и пальцем постучала Сергея Петровича по плечу.

Тот обернулся. Вид у него сделался изумлённый.

– Добрый вечер. Лёля, это Сергей Петрович, мы должны вернуть ему документы. А это моя подруга Лёля из Конотопа. И её дочь Марфа.