Судьба попугая (География одиночного выстрела - 2)

Ангел все так же маялся, ведь относились к нему с мягкостью неприятного свойства, будто был он ребенком или же от рождения больным. Так он и бродил днями, то помогая дояркам выносить из коровьего коровника молоко, то спускаясь с холма к лесу за хворостом для кухни. А по вечерам, когда сумерки окутывали окрестности Новых Палестин, снова спускался ангел к речке и шел к домику Захара-печника, шел легко и радостно, глядя на неяркий огонек свечи в его окне. Знал он, что сидят там сейчас за столом Захар и его помощник - однорукий Петр. Сидят и беседуют о разном, спорят, ругаются, мечтают. И, как думал ангел, ждут его, чтобы рассудил он их в случае очередного несогласия. Предвкушение долгого сидения за этим столом, таких же долгих разговоров под запах копченого мяса радовало ангела, и никак не мог он решить: что влечет его туда больше? То ли уважение, которое чувствовал он со стороны обоих обитателей домика, то ли сами разговоры, так не похожие на все другие разговоры в Новых Палестинах, то ли вкусное копченое мясо, мягкое и ароматное, почти само по себе растворяющееся во рту? И не мог он никак этого решить.

Вот и в этот раз, так и не решив, что заставляло его спешить к этому огоньку в окошке, он постучал в двери.

- А-а! - обрадовался Захар, увидев ангела. - Давай быстрее, а то заждались уже!

- Да я воду носил, - объяснил свой поздноватый приход ангел, заходя в дом. - А то б для каши на завтрак не хватило.

Ангел сел на свое место за столом, и сразу успокоение возникло на душе, будто пришел он домой после суеты рабочего дня. Поймал на себе добрый взгляд Петра.

- Есть, поди, хочешь? - спросил однорукий.

- Чего спрашивать? - оборвал Захар. - Конечно, хочет! Он же не так, как мы, работает. Вишь, и под дождем за дровами, за водой! Мы то что, тут, в тепле, при еде всякой, при мясе...

Говоря это, он выставил на стол миски, ножи, три ломтя хлеба. Потом принес копченого мяса, и сразу у ангела закружилась голова от этого сладковатого дымного запаха. - вспомнил он, что с утра не ел.

- Новость слыхал? - жуя, спрашивал Захар. - Строители наши объявились. В Катериновке, эт часа три пешком отсюдова. Переманили их. Теперь там сельсовет строют.

- Нехай строют! - буркнул Петр. - Что эт за строители, которых так легко переманить можно! Ненадежные...

- Это да... - вздохнул Захар.

- А что, там, в Катериновке, жизнь лучше? - спросил ангел, отрезая себе очередной кусок мяса.

- Может, и не лучше, но проще, - ответил Захар. - Им там для всей бригады дом дали, понаобещали чего-то...

- А к нам сегодня Полуботкин Демид приходил. - сообщил Петр.

- Опять мясо в обмен на песни хотел? - спросил ангел.

- Не-е, поговорить заходил.

- Да, странный он какой-то, - сказал Захар. - Петь ему, говорит, надоело. Хочет настоящим делом заняться, да только, говорит, ничего пока другого не умеет.

- А я что-то давно его песен не слышал, - признался ангел.

- Да никто их не слышал с лета, - сказал Захар.- Может, он от любви страдает? Училка ведь его того, бросила. А может, и вообще у него с ней ничего не вышло?!

Вспомнил тут ангел о Кате, и враз грустно ему стало. Видно, заметил это Захар, понял свою ошибку и решил ее исправить.

- Ну а мясо как сегодня? - спросил он, глядя ангелу в глаза.

- Хорошее, - сказал ангел.

- А ты погоди чуток, я сейчас другого принесу! - Захар вышел из-за стола. Вернулся с другим куском. Сам нарезал от него ломтиков и роздал их Петру и ангелу. Ангел взял кусочек, понюхал его, положил в рот.

- Да, пределов хорошему нет! - твердо сказал однорукий, жуя копченое мясо.

- Ага, - сказал Захар. - Это индейка. Колхозники вчера принесли за работу. Видишь, какое сладенькое получилось!

Ангел кивнул. "Да, - грустно думал он, - пределов хорошему нет". Только думал он это не про мясо, а про жизнь и все ее стороны, обыденные и праздничные.

Глава 39

За густо зарешеченным окном светило солнце и пели птицы. А внутри, в чистенькой, но сырой камере, было прохладно и тихо.

Марк Иванов лежал на нарах, глядел в потолок и вспоминал короткое судебное заседание, после которого они, с Кузьмой очутились здесь, в большом зауральском тюремном городке, в этой камере с больнично-белыми оштукатуренными стенами и потолком.