Судьба попугая (География одиночного выстрела - 2)

Ваплахов хотел было возразить, что не русский он, а урку-емец, и даже думал было произнести это слово с гордостью, но все-таки промолчал. Не решился отвлечь их на ненужный разговор. А тут ожидалось какое-то "согревание" как выражался знакомый прапорщик в части полковника Иващукина. И хоть было Дмитрию не холодно, но от такого "согревания" он не отказался бы.

- Ну что ж, я и сам думал... - признался Калачев. - Просто было как-то неудобно предложить, ведь товарищ Добрынин - народный контролер...

- Да что там, - теперь уже махнул рукой народный контролер. - Что мы, не люди?..

Храмов из-под своей лежанки достал большую, литров на шесть, кастрюлю с крышкой и осторожно поставил ее на стол-ящик.

Он снял крышку - и тут же завитал по комнате запах странный, кисловато-горький. Видимо, из-за излишне разогретой печки содержимое кастрюли стало испаряться.

- Из мяса гоним, - объяснил радист Горошко. - Больше нема из чего. Но получается. Вкус, конешно, такой... не совсем.

Храмов наполнил кружки.

- Давайте за нашу Родину! - предложил начальник экспедиции. - Все-таки если б не она... если б революции октябрьской не было - ходил бы я - как и отец мой, и дед мой - в батраках!..

Мясной самогон был тепловат. Но пился легко, и уже пошло его приятное тепло в ноги. Ваплахов сразу покраснел, заулыбался беспричинно. Потом потер ладонью о ладонь и, обратившись к сидящему рядом Дуеву, спросил:

- А что, много русских в таких домиках живет? Дуев задумался, оглядел внутренности вагончика. Потом ответил:

- Много... может, миллион, может, больше. Добрынин почесал затылок, потом свою негустую бороду - хотелось снова спросить Калачева, чем же все-таки их экспедиция занимается; но коли это гостайна... хотя так хочется узнать, так любопытство подпирает...

"Нехорошо как-то, - выпив, думал Калачев. - Не обиделся ли? Что ж это в самом-то деле - русские у русских документы проверяют?! Ну был бы якутом, тогда ясное дело - показывай бумагу, а так..."

- А почему домик на ножках? - спросил Дмитрий Ваплахов.

- Чтоб снегом не засыпало. Метет тут у нас часто, так что если б не на столбах, то по крышу бы заметало, а так только по верхнюю ступеньку может...

Ваплахов кивнул и снова подумал: умно-то как придумали!

- Я, может, собачкам мяса отнесу? - спросил Добрынин, глянув на начальника экспедиции.

- Да, там в ведре еще осталось, как раз теплое... - ответил Калачев. Собачки теплое любят!

Добрынин снова натянул кожух, шапку-ушанку напялил, рукавицы. Взял ведро и вышел из домика.

Лайки лежали себе на снегу спокойно, словно ко всему они были готовы: и к морозу, и к отсутствию пищи.

- Ну вот, я вас сейчас... - улыбнулся, приговаривая, народный контролер. Мяска...

Сначала скрипнули под его ногами ступеньки деревянного порога, потом снежок.

Присел на корточки перед лайкой - вожаком упряжки.

- Вот кусочек! - положил перед нею на снег не кусочек, а скорее кусок темного, еще теплого мяса.

Лайка оживилась, схватила мясо зубами. Стала жевать.

- У меня тоже собака была, - задумчиво, глядя на жующую лайку, заговорил Добрынин. - Митькой звали. Тоже большой пес, сильный, звонкий. Помер. Теперь осталась жена, дети... Далеко.

Другие лайки, казалось, тоже слушали народного контролера, шевелили ушами, поглядывали то на жующего мясо вожака, то на человека, сидевшего на корточках перед ним.

- А меня сюда вот занесло... - говорил Добрынин и тут же подумал: "А не пьяный ли я случайно, чего это я перед псами говорю?" А потом мысленно махнул рукой и снова, глядя в умные глаза большой сильной лайки, заговорил народный контролер голосом грустным и жалобным: - А жизнь идет... и так хочется много для Родины сделать, а не получается... Потому что Родина очень большая, и вот отсюда сразу не выбраться - только через месяц-два поезд придет, когда рельсы построят... А значит месяц-два я пользу Родине не смогу приносить. А Родина на меня надеется, Родина мне доверяет... Обещали Маняше вместо сдохшего Митьки другого пса ... А Митька...

Защипало у Добрынина в глазах из-за появившихся на морозе слез.

- А Митька... - повторил он с грустью. В ведре лежало еще четыре больших куска мяса. Ножа не было, а значит поделить мясо на количество собак народный контролер не мог. Взял и бросил куски так, чтобы упали они каждый между двух лаек. И удивительное дело: не вскочили собаки, не набросились жадно на мясо, не стали из-за него рычать и злиться, а спокойно и даже дружески вгрызались по две собачьи пасти в один кусок, отхватывали, сколько получалось, и жевали, не издавая при этом ни звука.

Тепло мясного самогона, придав терпкую вялость движениям рук и ног, дошло до головы. Но это не помешало Добрынину оценить насколько эти собаки умнее псов из его далекого села, которые тут же устроили бы кровавую потасовку, и в конце концов все мясо досталось бы одной собаке, наверное, Тузу - псу помощника колхозного бригадира Хоменки. Хотя старый был Туз, постарше Митьки. Так что тоже, небось, сдох уже...

- Повыли бы, что ли! - негромко проговорил Добрынин, чувствуя сопротивляемость опьяневшего языка.