Судьба протягивает руку

Вообще, немой этюд – задача сложная. Нужно в ограниченное время, без диалогов выстроить интересную историю с интригующим сюжетом, мыслью, образом, вызвать эмоциональный отклик. Михаил Ильич моё первое кино похвалил и, думаю, порадовался за ученика. Скажу без ложной скромности: в этой ещё незрелой работе всё-таки уже были заметны «когти льва».

Я чрезвычайно благодарен Михаилу Ильичу за всё. За поддержку в очень сложный период моей жизни, когда я мог, уехав в Ставрополь, навечно сгинуть в провинции вместе со своими планами и мечтами. Безусловно, я признателен Ромму за то, что он решил взять меня к себе на курс, но уже теперь, спустя десятилетия, вдруг задумался, почему он не предложил мне вариант Высших режиссёрских курсов, где я мог бы получить профессию без мудрёных схем с аспирантурой. Ромм, конечно, мог его организовать. Михаил Ильич стоял у истоков создания Высших режиссёрских курсов, авторитет его был непререкаем, правда, мне пришлось бы учиться у другого мастера, но зато без проблем со съёмкой учебных работ, проблем с получением профессионального статуса, ведь человек, отучившийся в аспирантуре ВГИКа, это всё же не выпускник режиссёрского факультета. Видимо, такой вариант просто не пришёл Михаилу Ильичу в голову… К моему, в результате, счастью.

Знаменитые Высшие курсы режиссёров и сценаристов были организованы в 1960 году, поначалу просто работали при «Мосфильме», но довольно скоро зарекомендовали себя с наилучшей стороны, потому что сразу о себе заявили выпускники – Данелия, Таланкин, Панфилов… Создавался этот ускоренный способ подготовки кадров после эпохи так называемого малокартинья. В конце 50-х стране остро не хватало сценаристов и режиссёров – во времена «оттепели» фильмов начали выпускать значительно больше.

Во ВГИКе мне пришлось тяжко, и перспективы мои были призрачны, хотя многое оказалось полезным для будущей карьеры. Например, я познакомился с легендарным Владимиром Евтихиановичем Баскаковым, который читал аспирантам лекции по истории советского кино. Крупный партийный чиновник, какое-то время работал в ЦК, после – заместителем министра культуры СССР по кинематографу, первым заместителем председателя Госкино – в общем, весьма влиятельный человек, интереснейшая личность, фигура, безусловно, мощная. Идеолог советского кинематографа и при этом далёкий от образа государственника-охранителя – Победоносцева или Суслова. Он был смелым человеком – фронтовик, повоевавший в самом пекле, интеллектуал с прекрасным образованием, эрудицией, своеобразным юмором. Говорил так: «Если человек выговаривает моё отчество, значит, подхалим».

Он не только читал у нас лекции, но и приглашал своих подопечных в Госкино на просмотры новых заграничных картин, которые широкому зрителю не были доступны. Помню, например, нам показывали фильмы Годара, Бунюэля… Тогда этот кинематограф произвёл на меня сильное впечатление. На фоне модного европейского кинематографа конца 50 – начала 60-х я ощутил себя человеком тёмным, и действительно: широкими взглядами я тогда не отличался. За время обучения в Школе-студии МХАТ пообтесался лишь отчасти и по большому счёту был наивен, по-прежнему смотрел на искусство глазами советского комсомольца. Мои личные переживания касались в основном проблем взаимоотношений с однокурсниками, тревог о профессиональном будущем, а тут в «Дневной красавице» – драматичная история мазохистки-француженки в исполнении Катрин Денёв.

В лучшем зарубежном кино в первую очередь поражала даже не форма, а тематическая широта. Крупные европейские режиссёры брались за неожиданные экзотические темы, и та же «Дневная красавица», сделанная Бунюэлем без указующих перстов и морализаторства, производила просто оглушающее впечатление. Оказывается, можно и об этом снимать кино!

Продолжал расширять мои горизонты и Михаил Ильич. Кроме разговоров на политические темы, мудрых поучительных историй, он позволял себе отвлекаться на коллег по режиссёрскому цеху, с которыми начинал в 30-е, которых прекрасно знал по закулисной жизни. Я этих людей считал не иначе как столпами отечественного кинематографа, и поэтому каждая неформальная деталь если и не обогащала духовно, то определённо меняла представления о мире творческой элиты. В рассказах возникали фигуры Юткевича, Райзмана, Пырьева, Александрова, и Михаил Ильич, надо сказать, их не жалел – давал едкие характеристики, припоминал какие-нибудь неприглядные эпизоды.