Проверять свои предположения ей совсем не хотелось, особенно в тюрьме, под ушами охранников. Единственное, что желала Анастасия в это время — побыть наедине с собой, и уж тем более, без супружеских дознаний.
Это желание боролось с беспокойством о теперешнем местопребывании мужа. Но отчего-то причины этого беспокойства не заходили далее, нежели недостойное с ним обхождение и ноющие в сырости старые раны.
“Как долго ему находится в этих казематах? Лишь бы забрали тюремщики деньги из узла с тёплыми вещами, переданном через слугу... Как будто Иван уразумел, как надобно поступить, да язык за зубами держать... ”
И тут же снова начинались гадания о его мыслях.
“Что он думает обо мне сейчас, оказавшись в заключении? Презирает меня за нелепую месть? Раздумывает, как близко я была с другим и злится? Переживает арест, чреватый понижением в чине?
Эти рассуждения привели к решительному выводу:
“Нет, нельзя нам пока встречаться!”
====== Старый друг ======
Спустя почти две недели неожиданно пришёл хмурый Оленев и пообщался с детьми, которые передали ему для папеньки совместно наваянный рисунок. Однако Анастасия так и не приняла участие в их разговорах, и, сославшись на срочные хлопоты со счетами из имения, поспешила уйти.
Она действительно безуспешно погрязла в этих цифрах, которые никак не желали сойтись. То ли лис-управляющий снова обмануть ее затеял, то ли ее голова, и без того не склонная к математическим выводам, была полностью занята другими мыслями.
Бывало, раньше, когда она очередной раз приходила в тупик, бумаги с запутанными расчетами откладывались в сторону до возвращения мужа... Он легко находил недостачи, и призывал мошенника к ответу. Боже, даже здесь она не может без него обойтись!
В прошлогодних бумагах по имению лежало пара листов лихих расчётов, записанных знакомым почерком. Кажется, Александр ей что-то разьяснял, вернувшись оттуда, случайно проезжая по пути. А она слушала с широко распахнутыми глазами, усевшись на его колени, но вот что именно?
Закончилось-то безуспешное разъяснение здесь же, на этом диване... “Милая, я так соскучился по тебе...” — ласково шептали его губы, а она отвечала с той же страстью, наивно веря, что в дороге, озабоченный делами, и помня о ней, единственной, её ненаглядный действительно терпел гордое одиночество. “Хоть бы ещё не смотреть туда...”
Как раз в момент этих воспоминаний Оленев решил все же поговорить со сбежавшей хозяйкой перед уходом. Но все слова, которые он заранее готовил, дабы попытаться помочь и понять обоих, при виде её отстраненного лица никак не ложились на его обычно красноречивый язык. В результате собственная речь напоминала ему доклад канцелярского служащего начальству.
— Анастасия... Павловна... Понимаю, для начала я обязан выразить сочувствие по поводу гибели вашего... эээ... друга.
“Кто знает, что сейчас скрыто за этим надменным видом, лучше сказать приличествующую случаю фразу, а после уже говорить по делу, а может, и по душам...”
— Любезный мой князь, не нужно этих долгих прелюдий. Вы же пришли по другому поводу, не так ли? — лицо женщины, обращенное к собеседнику, было будто в маске. Холодная маска учтивости.
“Непохоже, чтобы смерть этого графа стала трагедией, что же, значит не все ещё у Беловых потеряно... Ох, нет, не хватает мне милосердия, хотя, видит Бог, я видел этого человека раз в жизни.
Очевидно, он сыграл роковую роль в их ссоре, этот Иохим Юлиус. Но меня-то экий черт дернул влезать в их семейные дела? Конечно, Сашка — разиня самовлюбленный, прохлопал жену... Но именно благодаря моей ретивости он теперь в крепости. И как теперь достучаться до неё, скажите на милость, должен же я хоть чем-то помочь?”
Сделав вдох, Никита приступил к деловым фразам. Ему показалось, что он сам уже подхватил этот холодный тон и взгляд. Чтобы не сбиться, он уставился взглядом в портьеру, закрывающую от солнца. И этот полумрак как нельзя точнее отвечал настроению обоих.
— Что же, меня действительно больше заботит другое, но не отниму много времени... Лядащев завтра будет в крепости. Я попрошу его передать весточку. Вот, кстати, дети попросили помочь меня в художествах, не желаете ли взглянуть? И еще... есть разрешение на свидание для... близких.
Почти развернутый картон был удостоен небрежного взгляда. Никите снова показалось, что он ответствует перед неким высоким чином, что зачастую точно так же не отрывается от бумаг. Ему хотелось поговорить с этой женщиной откровенно, утешить её, как прежде, увидеть её настоящие чувства: страха за судьбу мужа, сожаления о своей странной связи. И, может быть, все бы неожиданно стало на свои места и их нелепая ссора бы рассеялась. И тогда бы осталось одно — выручить Белова из тюрьмы, только как?
Но каким образом ему надобно говорить, когда речь идёт о чужих амурных делах и изменах, Никита толком не знал. Не мог же он успокоить её непонятную обиду, коли Сашка сам не удосужился... Эх, жаль, Софья с детьми в деревне...