Судьба смеется дважды

– Не понимаю тебя, Роман. Ты кажешься мне умным парнем, и что-то подсказывает, ты давно узнал все тайны своего отца. Но почему упрямишься, один чёрт знает. – Он цокает языком и начинает наливать алкоголь в бокал. Я продолжаю молчать и обдумывать его речь, ведь ему нет необходимости мне врать – только наоборот, придать гласности тому, что отец так тщательно оберегает. И в то же время моя душа мечется, не могу поверить, это будет удар ниже пояса. Валерий Алексеевич тем временем продолжает свои рассуждения:

– Мне тут донесли кое-что, – с подозрительностью смотрит на меня, – сыновья Аль Сантини дело тебе предлагали. Почему же тянешь резину, не соглашаетесь с Самиром?

– А чего вы так интересуетесь, Валерий Алексеевич? Есть конкретные претензии? – бью его тем же тоном, отвечая вопросом на вопрос. Он начал смеяться, указывая на меня пальцем.

– Ох, и нравишься ты мне, но смотри, чтобы я не изменил этого решения. Вы, итак, с Самиром наворотили дел, – подмигивает мне, словно пытается таким образом вытянуть из меня больше информации, как будто я пацан и всё выдам без оглядки. Валерий Алексеевич ничем не отличается от моего отца, такой же деспот, крутит и вертит своей семьёй, подобно карусели. Не удивительно, что Анна фактически сбежала из этой семьи, а не потому, что влюбилась в меня с первых секунд. Я не глупец, знаю, когда скрывают истину, чувствую. Но сейчас с моей женой творится невозможное, эти кошмары измучили её всю. Постоянно пытаюсь выведать хоть крупицу её сна, понадеялся, что уж своей любимой преподавательнице расскажет, но и тут прогадал. Отец взял с меня слово, что все телефоны будут на маячке, будто бы так ему спокойнее за наши жизни, и даже, если он был против Анны, не мог оставить её, как открытую мишень. А я воспользовался моментом и усложнил этот этап.

Сейчас я ощущаю перемены в поведении Анны, словно её чувства проснулись ко мне, но она никак не выпустит их наружу, боится, что я отвергну. Если бы она только знала, и все стало бы на свои места.

– Валерий Алексеевич, на вашем месте, я бы не стал пытаться рыть под меня, – предупреждаю дорогого тестя. Он меняется в выражении лица, отчего вся серьезность выходит на новый уровень.

– Не во мне дело, глупец, – суровый тон голоса отдаётся эхом по комнате, – если с Анной что-то случится, будь уверен, живым ты не останешься. Думаешь, я идиот, и не могу раскусить тебя. Ты такой же, как и папаша – всегда впереди планеты всей, только чаще под нос смотри.

– Я не он, и вы это прекрасно знаете. А что касается всего сказанного прежде, не нужно пустых угроз. Если есть, чем наказать, так не тяните время. – Я встал и подошёл к дивану, налил в соседний бокал виски и залпом выпил. Кто-то скажет, что виски так не пьют, но мне необходимо почувствовать его жжение, хочу, чтобы мои нарастающие эмоции стихли. Сейчас не время выплескивать их наружу. Присаживаюсь рядом с тестем и продолжаю: – С Анной все будет хорошо, это я вам могу пообещать.

Валерий Алексеевич покачал головой, наконец, согласился хоть с чем-то, но я вижу, как в нем борются две личности: одна отпускает все в свободное русло, другая же не может смириться. Он похлопал меня по коленке, проявляя отцовское согласие и смирение. И наш разговор пошёл на тему, не касающуюся наших жизней, как говорят – так, ни о чём. Спустя полчаса с момента приезда тестя в кабинет врывается мой отец. Злой, как чёрт. Он уставился на Валерия Алексеевича, и в его взгляде было столько ненависти и ярости, я незаметно встал между ними, но это не помогло.

– Я, что, по-твоему, похож на шавку, по первому зову бегущую к тебе?! – почти рычит отец и кинулся на тестя.

Они схватились, как два пса, сражающиеся за свою кость. Я не стал их разнимать, лишь отошёл в сторону, предоставив больше места. Тесть не остался в долгу, он левой рукой захватил направляющийся отцовский кулак ему в лицо и вывернул руку так, что согнул противника пополам, начав заламывать руку. Оба рычат и ругают друг друга самыми бранными словами, которые существуют в этом мире. Но ослабив свою защиту, тесть проморгал, как отец нанёс ему удар в живот, и теперь тот тоже в такой же позиции. Мне стало даже весело за ними наблюдать, я прокашлял в руку, заглушая подобным образом вырывающийся смех.

Оба плюхаются на диван, пытаясь восстановить своё дыхание, я же облокотился о край рабочего стола и скрестил руки на груди.

– Ну что, выпустили пар? – намеренно дразню стариков.

Уставились на меня, как на клоуна, словно только что их развлекал я.

– Теряешь хватку, Давид, – Валерий Алексеевич говорит моему отцу, на что тот встаёт с дивана и садится в рядом стоящее кресло. Этот жест, как пощёчина – последнее слово за ним.

– Как будто один я такой, – отвечает он. – Не то время и не те силы, но это неважно, – как бы отмахивается от своих же слов, но в сказанном столько грусти и уныния. – Зачем позвал? У меня нет времени развлекать вас обоих.

Наконец они вспомнили обо мне. Я обошел стол и сел на свое место, приготовившись к сложной беседе.