Судьба — солдатская

— Соня, я еще раз прошу: расскажи, что у вас… на душе. С кем вы связаны?

Гестаповец заставил его, грубо толкнув, вернуться. Зоммер подошел к Соне. Стоял перед ней, уронив голову.

— Никаких у меня связей ни с кем нет, — вытирая изувеченной рукой глаза, устало проговорила она. — Этот человек, которого приводят ко мне на допрос… Я его не знаю. Я не придавала этой записке значения. Меня попросил какой-то гражданин…

Зоммер слушал ее и не слушал.

Гестаповец опять вышел, закрыв за собой дверь.

Зоммеру хотелось заплакать, припасть к Соне и так, не давая оторвать себя от нее, вместе ждать участи… И ей, понимал он, тоже трудно держаться. Может, во много-много раз труднее!

Надо было уходить. Но уйти так, не попрощавшись, он же не мог. И, враждебно посмотрев на дверь, Зоммер снова сел на стул возле Сони.

— Ну, ты сознайся, — произнес он дрожащими губами — бесстрастно, глухо. Припав к ее лицу, поцеловал в разбитые при допросах губы, в щеку и прошептал: — Я все понял. Не схватят — сделаю. Прощай… Я отомщу. — И погромче: — Так расскажешь? Тебя простят. Тебе поверят…

Дверь распахнулась. Оттеснив гестаповца, на пороге возник Фасбиндер. Он с отвращением поглядел на Зоммера и спросил по-немецки:

— Что она говорит?

Зоммер поднялся. И так, чтобы Соня слышала, негромко промямлил по-русски:

— Говорит, что… попросил кто-то… Она не придавала значения, говорит…

— Вы… — вскипел, говоря по-немецки, Фасбиндер, — или выродившийся немец, или преступник, Зоммер. — И приказал, выйдя в коридор: — Идемте! Когда спрашивает вас немец, надо отвечать только по-немецки.

Проходя по коридору, они столкнулись с двумя офицерами. Старший по званию гестаповец жестом руки остановил Фасбиндера, а сам, сдерживая голос, покрикивал на второго, застывшего перед ним, как мумия:

— Тряпка! Я вынужден буду списать вас в армию. Вы ни к черту не годитесь!.. Какая там еще ваша мать! Ваша мать в Германии, а это не ваша мать!.. Мало ли что она походит на вашу мать! Перед вами русская большевичка. Из нее следует выжать все сведения — вот ваша задача… Я не понимаю вас, вы боитесь крови… Как это, не можете развязать ей язык?! — Нервно смахнув пальцами пену с губ, он приказал: — Подождите тут, — и, рванув дверь за ручку, исчез в комнате.

Зоммер все думал о Соне. Слушал, как из комнаты, в которую вошел гестаповец, доносятся тяжелые стоны, крики по-немецки и по-русски, и готов был, зажав уши, броситься отсюда вон. Но он крепился. Насупив брови, смотрел на дверь и ждал.

Гестаповец вернулся минут через пять. Свирепо окинув взглядом подчиненного, приказал ему идти и делать свое дело. Тот послушно скрылся за дверью.

Неторопливо направились по коридору. Гестаповец, заглянув в холодные глаза Фасбиндера, вынул носовой платок и, стирая им с рукава крупные, как слезы, капли крови, заговорил:

— Чудовище, а не женщина… Но я из нее, прежде чем подвергнуть экзекуции, вытяну все. От меня просто так не отделаешься…

«Не вытянешь», — молча простонал Зоммер, переставший себя чувствовать — будто истязали его, а не Соню и не эту женщину.

Фасбиндер доставил Зоммера обратно к штурмбанфюреру… И опять Зоммера усадили на тот же стул, где он сидел перед этим.

Штурмбанфюрер долго смотрел в глаза Зоммеру. Зоммер, не скрывая растерянности, поглядывал на него. «Так естественней, — думал он. — Только бы выпустили — надо успеть сообщить», — а перед глазами все стояла Соня, сидящая на стуле.

— Значит, молчит, — изрек наконец нацист.

— Молчит? — напустив на себя искренность, удивился Зоммер. — Почему молчит? Она все сказала. Я даже притворился нежным, любящим, — и стал излагать услышанную от Сони легенду о причине ее ареста.

Штурмбанфюрер слушать не стал. Махнув рукой, поднялся.

— Это выдумка, Зоммер, простите, господин Зоммер. Все они так говорят, пока не припечет.

— Но, господин штурмбанфюрер, если вы мне верите, — пошел еще на одну хитрость Зоммер, — то могу сказать: все-таки я ее знаю больше всех. Она всегда была сердобольной. Она, я это утверждать могу, могла выполнить просьбу, не подозревая. У нее такой характер…

— Не будем препираться, господин Зоммер, — перебил его Фасбиндер, которому, видно, надоело его слушать. — Я сразу заметил за вами все грехи, которые сопутствуют немцу старой закваски: сентиментальность, человекоугодие, рассудочность… Господин штурмбанфюрер отпускает вас домой. Пока не вызовем, живите. Попутно присматривайтесь, кто ходит в дом к ее матери. Это… задание пока вам.

Зоммер поднялся со стула. Старался смотреть на них, как на благодетелей своих, а в голове уже составлялись планы, как понесет в дупло записку.

Домой пришел он совсем разбитый. С отвращением сбросил с себя немецкую форму. Никак не мог понять, почему его отпустили. Пришла от соседей Сонина мать. Встретив его в коридоре, припала к нему. Вздрагивала. Шептала сквозь слезы:

— Горе у нас. Помог бы. У немцев ведь служишь…

И оттого, что она сказала «у немцев ведь служишь», до боли сжалось уставшее сердце. Он только и смог выдохнуть:

— Не служу я у них, мать. — А через минуту добавил: — И не служил.

3