Судьба Томаса, или Наперегонки со смертью

Не знаю, что я ожидал увидеть в кабинете трудолюбивого почитателя дьявола. Может, лампу с абажуром из человеческой кожи или череп ребенка, используемый как подставка для карандашей, обои с дизайном маркиза де Сада, настольный календарь с 365 мудрыми или остроумными изречениями Гитлера. Реальностью оказался постер под заголовком «12 ПРАВИЛ УСПЕШНОГО МЕНЕДЖМЕНТА» и другой постер, с фотографией домашнего котенка, загнанного в угол крокодилом, и подписью: «НЕВЕЗУХА». На столе лежали выписка из банковского счета и раскрытый журнал. Тут и там я видел приклеенные листки-напоминания с записями: «ПОДАРОК ШЕРРИ НА ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ», «Острый соус „КРАСНЫЙ И ЗЕЛЕНЫЙ“» и чуть ли не отчаянное «СКРЕПКИ!!!».

Я схватил коробку с бумажными салфетками, которая стояла рядом с компьютером, вернулся в коридор, быстро стер кровь с серых виниловых плиток пола. Натекло ее немного. Одна из пуль сразу остановила сердце.

Подняв с пола лист бумаги, который он читал, я понял, что это анекдот, гуляющий по Интернету. Речь шла о двух собаках, известной газете, дне святого Валентина и мочеиспускании. Я не мог понять, что он нашел такого забавного, чтобы так громко смеяться.

Вновь в кабинете я бросил грязные салфетки и лист бумаги в корзинку для мусора. Вытащил «Глок», в обойме которого теперь осталось тринадцать патронов, выключил свет, постоял в темноте, несколько раз медленно и глубоко вдохнул.

Убийства бывают разные. Одно дело — отнять у человека жизнь из зависти или жадности, ревности или ярости, идеологических соображений или слепой ненависти. И совсем другое — остановить убийцу, или воздать ему по справедливости, или спасти себя. Хотя по существу это тоже убийство. Странно, конечно, но тех, кто спасает себя или других, после убийства мутит, и они еще долго мучаются угрызениями совести, а просто убийцы, сделав свое черное дело, сразу отправляются его отпраздновать. Им даже не икается.

Снова вернувшись в коридор, я закрыл за собой дверь и чуть не пристрелил мистера Хичкока, о чем бы потом, несомненно, пожалел, поскольку призраку моя пуля не причинила бы никакого вреда. Он стоял чуть дальше по коридору, махая мне рукой, словно опасался, что я, занятый своими мыслями, могу его не заметить.

Когда я приблизился к режиссеру, он повернулся налево, продемонстрировав мне свой знаменитый профиль, и прошел сквозь дверь. Я чуть не пропел мелодию из его знаменитого телевизионного шоу: «Дант-да-да-да-дант-да-да, дант-да-да-да-дант-да-да».

Открыв дверь, через которую он прошел, я обнаружил, что он ждет меня в комнате площадью в двенадцать квадратных футов. Крепкие металлические стеллажи поднимались по всем четырем стенам от пола до потолка. Их доверху забили тысячами рулонов туалетной бумаги и бумажных полотенец. Оставалось только удивляться, с чего такие запасы.

Мистер Хичкок объяснил, звонким голосом и четко выговаривая каждое слово: «У них есть причина верить, что этот мир закончится вселенским поносом».

Я не помню своего ответа. Знаю, что ответил, но мои слова вышибло из памяти внезапным осознанием, что он заговорил.

Глава 28

Мертвые не говорят. Почему — точно не знаю. Всегда думал, что их лишили дара речи по одной причине: если бы заговорили, рассказали о смерти нечто такое, чего живые знать не должны.

Мистер Хичкок уже тридцать два года как умер. Не ходило никаких безумных слухов, будто он фальсифицировал свою смерть, как, скажем, Элвис. Кроме того, выглядел он на пятьдесят лет, возраст его творческого рассвета. А будь это настоящий мистер Хичкок, ему бы далеко перевалило за сотню, поскольку родился он в 1899 году.

Я таращился на него, отдавая себе отчет, что челюсть у меня отвисла, но закрыть рот не мог.

— Мистер Томас, — продолжил он, — час поздний, время уходит, а этот сценарий требует Джеймса Стюарта, а на Тэба Хантера.

— Сэр… вы говорите.

— Ваша наблюдательность впечатляет. Но ее одной недостаточно, чтобы спасти семнадцать детей. И теперь…

— Но души задержавшихся в этом мире мертвых не говорят.

— Я умер, как вам известно. Но я никогда не задерживался, не топтался на месте ни до смерти, ни после. Если многое надо успеть, нет никакой возможности терять время. И теперь мне надо вам кое-что сказать, но говорить бессмысленно, если вы не готовы слушать.

— Называйте меня Одд, сэр. Или Одди. Это будет круто. В том смысле, что я ваш верный фэн. Фильмы у вас потрясающие.

— Благодарю вас, мистер Томас. Некоторые вполне пристойные, другие на уровне, есть и неудачные. И если у вас есть серьезные претензии, по-моему, вам следует переадресовать их продюсеру, с которым я работал, мистеру Дэвиду О. Селзнику… где бы он сейчас ни находился. Теперь мы можем вернуться к детям?

— Минуточку. — Меня как громом поразило внезапное осознание. — Вы же не можете просто… Мы должны… Если вы говорите… Тогда кто вы, сэр? Вы мой… мой ангел-хранитель?

— Я тронут вашим столь высоким мнением обо мне, мистер Томас.

— Называйте меня Одд.