Судьба убийцы

Боль в сердце вдруг превратилась в боль в животе. К ней добавилась боль от невысказанных и незаписанных снов. Но видения, что являлись мне теперь, я не решалась никому поведать. Они были пугающие и мучительные, искусительные и ужасающие. И требовали, чтобы я сделала их явью. Чем ближе становился конец пути, тем более правдивыми они делались для меня, словно надвигалось будущее, которое я должна была осуществить.

Я закрыла глаза на мгновение, открыла их снова и стала смотреть на город, выкрашенный в нежные цвета. Заставляла себя любоваться им, воображая себя одним из его счастливых жителей. Как хорошо будет ходить, спешить по этим улицам, здороваться со знакомыми, спеша по поручению Двалии… И однажды сбежать.

Нет. Нельзя думать об этом, нельзя строить планы. Еще рано. Какое чудесное место, как хорошо мне тут будет! Как я счастлива, что мы наконец здесь! Я позволила этим мыслям просочиться наружу. Оказалось, что я могла подкармливать Двалию таким образом, даже когда не видела ее. Разум Двалии сделался для меня к этому времени различимым среди других. И разум Виндлайера тоже. Я на пробу брызнула в него этим воображаемым счастьем. На мгновение он проникся теплом, а потом яростно шлепнул эту мысль, будто прогоняя муху. Он не умел беззвучно говорить со мной. Порой ему удавалось донести до меня ту или иную мысль при помощи магии, но, по-моему, это выходило у него больше случайно, чем намеренно. Я не слышала, что он думает, но чувствовала его недоверие. А под ним таилась боль. Иногда Виндлайер искренне верил, что я могла бы стать ему братом и любить его так, как никто не любил. Он видел путь для нас, какого я никогда не видела.

На миг мне стало ужасно стыдно при мысли, что Виндлайер в эти минуты, возможно, чувствует себя таким же одиноким и покинутым, как я. Но я вышвырнула эту мысль и закрыла для нее дорогу обратно. Нет. Он помог похитить меня, помогал разрушить мой дом, обманул ту единственную, кто был добр ко мне на этом жутком пути, и сделал так, чтобы ее убили. Виндлайер не имеет права надеяться, что его полюбят за все это.

Эти размышления разожгли во мне ярость, а я уже знала, что любые сильные переживания создают бреши в моей броне. И запретила себе ненавидеть. От этого живот заболел пуще прежнего, но я не отступала. Снова стала разглядывать миленький город на берегу, его домики, похожие на пирожные на полках. Мне будет тут восхитительно хорошо. Я нацепила на лицо радостную улыбку, отнесла поднос на камбуз и оставила его там. На обратном пути в капитанскую каюту мне пришлось уворачиваться от матросов, которые принялись сновать по палубе. Мы заходили в гавань, и у них прибавилось дел. Один обругал меня, когда я еле успела отпрыгнуть у него с дороги. Маленькие лодки спешили к нам навстречу, матросы убирали паруса. Бухты канатов ждали, когда лодки подойдут, чтобы отбуксировать нас к причалу. Конец пути неотвратимо надвигался.

Прежде чем войти в каюту, я постучала, на случай если капитан решил напоследок еще раз навестить свою возлюбленную. В ответ чарующий голос Двалии велел мне войти.

– Сложи это все! – распорядилась она, едва увидев меня.

Двалия имела в виду горы одежды, которую перемерила и отвергла. В каждом порту капитан покупал ей обновки. Интересно, как она поступит с этим гардеробом, когда мы сойдем на берег и леди Обриция вновь станет Двалией? Она увлеченно раскладывала украшения, подаренные капитаном, на ажурной шали, тоже полученной от него. Покончив с этим, Двалия аккуратно свернула шаль, подогнув края, и связала в небольшой узелок. К этому времени я уже убрала почти все ее полупрозрачные и кружевные наряды в сундук.

– Вы будете скучать по нему? – Вопрос сам собой возник у меня в голове и тут же сорвался с языка. Двалия нахмурилась, и я поспешно добавила: – Он так хорошо к вам относится! Приятно, должно быть, когда кто-то ценит вас по достоинству.

Она прищурилась, глядя на меня. Я слегка переборщила с лестью, но изобразила на лице подобострастный интерес и отвела глаза, чтобы запереть сундук. Исподтишка я покосилась на Виндлайера. Он очень медленно собирал свои жалкие пожитки и запихивал их в потрепанный мешок. С тех пор как я стала любимой служанкой Двалии, она давала ему все меньше и меньше поручений. Казалось бы, он должен радоваться, что ему достается меньше работы, но он, тоскуя по вниманию Двалии, только больше злился на меня. Во мне росло нехорошее подозрение, что он что-то замышляет, но, если и так, он отлично скрывал свои мысли. Я и сама кое-что задумала. Замысел медленно обретал очертания у меня в голове, но я боялась думать о нем подолгу, чтобы Виндлайер не учуял. Этот план мне следовало составить давным-давно, еще зимой, когда меня только похитили.

Нет. Нельзя думать об этом в присутствии их обоих, когда они не спят. Я снова заставила себя вспомнить прелестные разноцветные домики и мечтать о чудесной жизни в этом милом городе.

Двалия наконец снизошла до ответа: