Судьба убийцы

Тело было покрыто равномерным слоем слизи. Отливу не хватило сил унести его с собой. На одной щеке раздутого лица был уродливый шрам.

– Это просто тело, – сказал я мягко, заметив, что лицо Пера перекосилось от ужаса. – Этот человек слишком мертв, чтобы навредить нам. Его сбросили в яму для отходов. Может, это Симфэ?

Я выбросил мертвеца из головы. Навредить-то он нам не может, но если отвлечься на него и забыть, что нужно быть начеку, – дело может кончиться плохо.

– Где мы? – дрожащим голосом спросил Пер.

– В самом глубоком подземелье под замком. На уровне моря во время прилива.

Даже в тусклом свете на нас больно было смотреть: одежда пропитана морской водой, сапоги и штаны покрыты слизью. Спарк была бледна от отвращения, а когда Лант наклонился отряхнуть сапоги, я заметил, как напряглись его плечи: его едва не вывернуло наизнанку снова. В башмаках Пера хлюпало при каждом шаге. Он снял их, опорожнил и, поморщившись, снова надел. Спарк была в платье и туфлях, ведь по плану она должна была изображать девицу на выданье. Обувь она сняла, попыталась отряхнуть от слизи, но не смогла и выбросила. Мы все вчетвером двинулись дальше.

Я тихо повел своих спутников мимо залитого кровью стола и мертвой стражницы в темноту. Там я разглядел решетки, а потом и камеры за ними. В первой был только тюфяк и опрокинутый горшок. Во втором то же самое. Заглянув в третий, я пошатнулся. Это было именно то, что я больше всего боялся увидеть: Шут, избитый и окровавленный, лежал ничком на голом тюфяке, брошенном на пол. Одна его рука была вытянута в нашу сторону, пустой ладонью вверх. Я вглядывался в него, надеясь заметить хотя бы легчайшее дыхание.

Но так и не увидел.

Глава 33 Свечи

И приходит темно-синий венценосный олень. Он пробуждает камень. Если он пробуждает камень, то появляется волк. Золотой человек держит волка на цепи, которая вделана ему в сердце. Если золотой человек приводит волка, то женщина, царящая во льдах, гибнет. Если женщина гибнет, истинный пророк умирает вместе с ней, но изо льда взмывает черный дракон. Так я видел во сне, но лишь дважды.

Семь раз мне снилось, что синий олень умирает, истекая красной кровью. Камень не пробуждается, а женщина становится царицей льда. Истинный пророк превращается в куклу и падает на сухую листву в лесной чаще. Он зарастает мхом и исчезает из памяти людей.

Сайкорн, Белый из рода Порджендайн, запись 472-я

Птица улетела, а я осталась сидеть на тюфяке. Голова шла кругом, меня мутило. Я не выдержала и легла. Закрыла глаза. Не думаю, что спала. Разве я смогла бы заснуть? Но когда снова пришла в себя, другие узники тихо переговаривались сквозь решетки:

– Неужели это был Любимый? Я думала, он умер.

– Капра серьезно ранена?

– Что такого сделал Прилкоп? Его накажут?

И позже:

– Нам что, сегодня не принесут еды?

– И никто не придет, чтобы зажечь светильники?

– Стража! Стража! Нам дадут поесть?

Все их вопросы остались без ответа. Вечерний свет, сочившийся сквозь резную заднюю стену, померк и угас. Я вглядывалась в отверстия в этой стене. Поверх замковых стен мне был виден клочок темного неба. Ночь принесла прохладу. Я сидела на тюфяке и ждала. Попыталась отыскать перышко, которое мне удалось поймать, но оно пропало. Хотя вороны ведь черные… Почему же мне почудилось красное перо и серебряный клюв? И красный дракон. Чепуха какая-то.

Некоторое время я ломала голову, раздумывая о вороне. Все это казалось каким-то бессвязным. Прилетела, назвала имя Пера, сказала, что он не может прийти. И улетела.

Красный дракон грядет…

Мне что, все приснилось?

Волк-Отец! Зачем ты заставил меня сказать: «Путь наружу – это и путь внутрь»?

Чтобы передать им, как они могут пробраться к нам.

Казалось, Волк-Отец в моей голове стал меньше.

Кому передать? Перу?

Нет. Твоему отцу. Если Шут здесь, значит и твой отец где-то рядом. Я пытался говорить с ним, но твои стены слишком крепки.

Мой отец? Ты уверен? Я могу опустить стены!

Нет! Не делай этого!

Меня затрясло. Неужели? После всех этих месяцев, после того, как он оттолкнул меня…