Судьба убийцы

Зеленая королева и синий дракон набросились на труп, стараясь опередить друг друга. Мы смогли укрыть тело лишь обгоревшим обрывком паруса, поэтому ничто не защитило нас от ужасного зрелища. Синий дракон схватил Кеннитссона за голову и потянул вверх, голова зеленой драконицы метнулась, чтобы откусить нижнюю половину его тела. Никто и охнуть не успел, как синий вздернул на воздух верхнюю часть трупа с болтающимися внутренностями и заглотил целиком.

Куски потрохов посыпались на причал. Один матрос отвернулся, свесился через край причала, и его вырвало в воду. Ант закрыла лицо руками. Эйсын цеплялся за отца, как ребенок; Брэшен был бледен. Спарк взяла меня за руку и слегка покачала ею.

– Вот и все, – сказал Любимый, как будто нам от этого было легче. Словно кровавые клочья на досках причала от этого должны были исчезнуть.

– Его воспоминания отныне во мне, – протрубил синий дракон.

– И во мне! – сказала зеленая почти ревниво.

– Пойду посплю, – объявил синий и развернулся.

Как ни осторожно он двигался, его огромный хвост едва не смел людей. Дракон сделал шаг, но вдруг остановился перед Брэшеном, опустил голову ему на уровень груди и принюхался. Потом повернул голову и внимательно оглядел Эйсына.

– Они жгли нас, – протрубил дракон, словно вспоминая о давно минувших днях, и издал низкий звук, как огромный котел, готовый закипеть. – Они поплатились, – сказал он. И долго молча разглядывал юношу. – Эйсын! Я дарую тебе честь узнать мое имя. Карриг. – Дракон вскинул голову. – И я беру себе часть твоего имени. Карригвестрит будут звать меня отныне! Я буду помнить тебя.

С этими словами маленький дракон вскинул голову и гордо прошествовал по причалу к берегу.

Зеленая драконица молча разглядывала нас. Потом втянула воздух и присела на задние лапы. Когда она широко распахнула пасть, показав глотку с алыми и оранжевыми полосами, мне показалось, что оттуда на меня глядит сама смерть. Все попятились, а один матрос даже упал с причала в воду, когда драконица зашипела. Но яд так и не брызнул.

Закрыв пасть, она оглядела нас свысока и презрительно заявила:

– Я всегда была драконом.

Она оттолкнулась от досок и взмыла в воздух. Причал закачался так сильно, что я испугалась, что он опрокинется и мы все рухнем в воду. Мы съежились, как напуганные кролики, когда ветер от ее крыльев ударил в нас. Вскоре синий дракон тоже взлетел, и мы остались одни. Ант плакала от ужаса. Она бросилась к Брэшену, и он успокаивающе обнял ее за плечи.

Пер оглядел небо:

– Остальных драконов не видно и не слышно.

– Наверное, отсыпаются… набив брюхо, – ответил Любимый.

Последние слова он произнес неохотно, будто не хотел напоминать нам, чем именно насыщались драконы. Но никого это не обмануло, и после его слов повисло напряженное молчание.

Любимый стоял и смотрел вслед драконам. Я не могла понять, что творилось у него на душе. Он вздохнул, его плечи поднялись и опали.

– Я так устал… – проговорил Любимый, и я догадалась, что он обращается к кому-то, кого здесь нет. Повернувшись к остальным, он резко сказал: – На улицах пусто, драконы улетели. Пора поискать еды и убежище на ночь.

Брэшен, Ант и матрос по имени Тван остались с Эйсыном, а мы с остальными двинулись в город. Мы шли плотным строем, потому что татуированная женщина настаивала, что надо быть готовыми обороняться, если на нас нападут. Клеф шел с нами, с ножом наготове, – казалось, он был бы только рад драке. Вскоре стало ясно, что не все горожане сбежали. Некоторые настороженно наблюдали за нами из-за полуобрушившихся стен, дававших сомнительное укрытие. Другие рылись в развалинах, разыскивая свое или чужое имущество. Мародеры были плохо вооружены и чаще всего бежали, завидев нас. Однажды прилетевший откуда-то кирпич вскользь ударил Спарк по плечу, но кто его бросил – мы так и не поняли. Однако все равно приняли это предостережение всерьез.

В развалинах сараев, принадлежавших, как видно, парусному мастеру, мы нашли парусину, и Любимый отправил назад пару матросов, чтобы те сделали носилки для Эйсына и принесли его. Мы разбили лагерь возле уцелевшей стены дома мастера. Ночь выдалась теплой. Пер вырезал квадратный кусок парусины, чтобы мне было на чем сидеть. Кто-то принес воды в ведре, оставленном Прилкопом.

Любимый не хотел отпускать меня с теми, кто отправился искать еду, но я была такая голодная, что не стала его слушать. Найти ее оказалось нетрудно: город процветал, а когда жители обратились в бегство, они мало что взяли с собой. В некоторых садах росли фруктовые деревья. Тем, кто провел столько месяцев в плавании, было все равно, зрелые фрукты или еще зеленые. Мы собрали в подолы рубашек столько, сколько могли унести. Пер нашел хлеб, булочки и даже маленькие пирожные в развалинах пекарни. Я откопала кадушку масла.

– Я слышала, что жир помогает от ожогов, – сказала я Перу.

Он явно сомневался в этом, однако мы прихватили масло с собой.

– Эйсын был очень добр ко мне, и Брэшен тоже. И Кеннитссон, – сказал Пер, и голос его прозвучал напряженно. – Альтия. Корд.