Судьба убийцы

При этих словах меня окутало дружеское тепло, без слов заставившее поверить, что Проказница и правда остановила бы меня. Я мысленно улыбнулась, но ничем не выдала этого, продолжая безучастно смотреть на Любимого.

– Ты вся в отца. Так и не ответила, сделаешь ли ты, как я прошу.

Я вздохнула. Хотелось спать, а не говорить. И мне не нравилось, что он так обо мне беспокоится. Это не его дело. Я придумала, что солгать:

– Можешь не волноваться. Моя магия почти иссякла.

Он перестал улыбаться и встревоженно нахмурился:

– Что ты имеешь в виду?

– В ту ночь, когда я сражалась с Симфэ, Двалией и Виндлайером, у Симфэ была склянка со змеиной слюной. Двалия называла это змеиным зельем. Думаю, в слюне было немного Серебра, того Серебра, выпив которое Совершенный превратился в драконов. – Я широко зевнула. Внезапно мне захотелось объяснить ему все. – Мне снилось, что они брали эту слюну у змеи, которую держали в очень тесном углублении с соленой водой. Симфэ хотела дать слюну Виндлайеру. Он и раньше ее пил и делался очень сильным. Но когда я подожгла Симфэ, она уронила склянку, и склянка разбилась. А когда я ударила ее острым осколком, то порезала ноги, и немного слюны попало мне в кровь. От этого я стала еще сильнее Виндлайера. Я стала такой сильной, что просто велела Двалии умереть, и она умерла.

Любимый остолбенел. Я наблюдала за ним. Как он теперь будет ко мне относиться? Начнет бояться? Ненавидеть?

Нет. Когда он снова пришел в себя, глаза его были полны печали.

– Ты подожгла Симфэ. И добила ее осколком.

Что плохого он нашел в этом? Я решила растолковать ему:

– Ты же слышал, как я говорила моему отцу. Я убила их. Я не совершила этим зла и ни о чем не жалею. Так было надо, а я оказалась в нужном месте в нужное время, чтобы сделать это. Вот я и сделала. Надо было в ту ночь убить и Виндлайера. Тогда нам всем было бы намного проще.

– Ты видела это во сне? – спросил он, поколебавшись.

Я непонимающе уставилась на него, и он пояснил:

– Ты видела сон, который бы говорил, что ты должна убить их?

Я неопределенно дернула плечом, схватилась за край гамака и наконец-то сумела залезть в него. Закуталась в одеяло. Пусть наверху лето, здесь, под палубой, по ночам зябко. Закрыла глаза.

– Не знаю. Мне снятся сны. Я понимаю, что они что-то значат, но они такие причудливые. Я не могу понять, как они связаны с тем, что мне предстоит. Мне снилось, как серебряный человек вырезает себе из груди сердце. Змеиная слюна была серебряная. Может, это был сон о том, как я вырезаю сердце Двалии из жизни?

– Не думаю, – тихо проговорил он.

Этот сон приснился мне совсем недавно. Мне стало легче оттого, что рассказала его.

– Я буду спать, – сказала я и закрыла глаза.

Он не двинулся с места. Это действовало на нервы. Я надеялась, что он уйдет. Прождав немало времени, взглянула на него сквозь ресницы.

Я хотела сказать ему, чтобы уходил. А вместо этого спросила:

– Ты любил моего отца?

Он замер. И долго сидел тихо, как кот. Когда он все же ответил, его ответ был сдержанным:

– Между мной и твоим отцом существовала глубокая связь. Связь, какой у меня не было ни с кем больше.

– Почему ты не хочешь сказать, что любил его?

Я открыла глаза, чтобы видеть его лицо. Отец отдал ему всю свою силу, а этот человек не хочет даже признать, что любил его?

Его лицо было слишком напряжено, словно он огромным усилием воли заставлял себя улыбаться.

– Ему всегда было не по себе, когда я использовал это слово.

– Он сам редко его использовал. Его любовь выражалась в том, что он делал.

– Он никогда не считал, сколько всего он сделал для меня, но помнил все, что я сделал для него.

– Значит, он любил тебя. Любил так сильно, что бросил меня, чтобы отвезти тебя в Олений замок.

С его лица исчезло всякое выражение. Его странные глаза сделались пустыми.

– Он писал тебе длинные письма, но ему некуда было их слать. Он страшно скучал по тебе. Он любил мою маму, но с ней он всегда должен был быть сильным. И еще у него были Риддл и мой брат Нед. Но то, о чем он писал в этих письмах, он не мог рассказать ни маме, ни Риддлу, ни Неду. Ты бросил его, и ему оставалось лишь писать об этом.

Я внимательно следила за ним. И поняла, что мои слова, как острога, попали в цель и зацепили его. Я хотела заставить его уйти. Мне было все равно, что я сделала ему больно. Он жив, а мой отец умер.

Я добавила:

– Напрасно ты вообще ушел от него.

Его лицо и голос не выдавали никаких чувств, когда он спросил:

– Откуда ты знаешь, о чем он писал?

– Он не всегда сжигал написанное сразу. Иногда откладывал до утра.

– То есть ты читала записи, которые никому читать не полагалось.

– Ты ведь читал мои дневники, правда?

Похоже, этого вопроса он не ожидал.

– Читал.

– Ты и сейчас читаешь. Когда ты думаешь, что я сплю, ты приходишь и читаешь мои записи.

Он и бровью не повел: