Судьба ведет(СИ)

Черт, подери! Да что же это?! Так и стоит она перед глазами: нагая, рыжая, растрепанная, с помутневшим от возбуждения взглядом зеленых, как у кошки глаз, с приоткрытым ртом, из которого высовывается кончик языка и облизывает пересохшие губы, сама бледная, а на скулах алеет румянец желания. Булгаковская Маргарита! Я рассказал ей тогда, когда мы жили у меня неделю, булгаковский роман "Мастер и Маргарита" и сравнил ее с его героиней. "Прежде всего, я должна сама прочитать, составить свое мнение о ней, и только тогда решу, правомочно ли сравнение Моего Величества с какой-то там ведьмой", - сказала она, дурачась. Как же она была хороша! Как же мне было с ней легко! Будто она всю жизнь была рядом, будто мы думали с ней одними мозгами: я начинал фразу, а она заканчивала, я задавал вопрос, а она отвечала на него так, как ответил бы я. А как она смеялась! А как она плакала! Она была такая, какая она есть, ни капли лицемерия, ни капли притворства, ни капли лжи.

Что же с ней случилось? Почему она так изменилась? Почему она так поступила? Почему?! Что он с ней сделал? Чем околдовал? Не могла она польститься на его деньги, на его власть, ведь я рассказал ей о нем, и она не просто им возмутилась, ее передернуло от отвращения к нему. Вот именно, он был ей отвратителен. Она никогда не смогла бы переступить через свое отвращение. Только не она. И чтоб так сразу, за час, от ненависти и отвращения - к любви? Она ведь говорила, что без любви для нее секса нет, что никто и ничто не заставит ее лечь в постель к человеку, которого она не любит, разве что без сознания. Этот ублюдок, конечно, мог ее ударить и овладеть ею в бессознательном состоянии, но дальнейшее ее поведение с этим не вяжется.

...Что-то тут не так...

А может это письмо ложь от начала и до конца? Я вполне допускаю, что этот мерзавец вскрыл мое письмо Светке, прочитал, сочинил всю эту околесицу и заставил Светку переписать.

Ну, а мои письма? Почему они сначала пропадали, как в омуте, а потом стали возвращаться? А почему бы ему не проделать и эту штуку? Наш район был, как заводской поселок, все, до последней собаки, знали, кто он, да он просто мог купить почтальоншу, чтоб сначала письма не доставляла, а потом отправляла назад.

Нет. Не мог он знать, кому я пишу. И откуда. Во всем городе никто не знал, где я, кроме Марго. Опять все сходится на ней. Он не мог прочитать мои письма, потому что он не мог знать, кому я буду писать, и я никогда не подписывался своим именем, я подписывался - Ла Моль, даже на конвертах.

...Вот черт!.. Светка... Только она знала, кому я могу писать, только она могла, распечатав письмо, узнать, как я собирался подписывать свои письма. Но зачем ей это? Да и не смогла бы она письма перехватывать, хоть она и дочка главного инженера, но ведь не сам главный инженер...

...Она не передала мое письмо Марго, она отдала его отцу. Только он мог придумать такой изощренный удар для меня. А она, его истинная дочь, отдала ему в руки все карты...

Как же долго и терпеливо они играли со мной в эту пыточную игру! Дождались, пока я сам обратился к Светке за помощью... Они читали все мои письма к Марго!..

Я убью его! Я... не знаю, что я сделаю с этой крысой Светкой...

...Надо найти Марго... Но как? Прошло столько лет! У нее, наверняка, семья, дети. Нужен ли я ей сейчас со своими объяснениями?.. А если нужен? А если ей плохо, если ей нужна моя помощь? Да. Надо ее найти, а там... буду лишним - уйду!

ВСТРЕЧА

Утром Маргарита встала после бессонной ночи с сильной головной болью, превратившей ее голову в огромный чугунный колокол, в котором гулко отзывался каждый ее шаг, каждое движение. Она прошла шатающейся походкой в кухню. Первым делом, достала и выпила две таблетки анальгина, а затем поставила чайник на плиту. Есть не хотелось, но надо было выпить кофе, чтоб не уснуть на работе. Пока грелся чайник, она присела за стол к окну.

На работу идти не было сил, но отпуск начинался только в понедельник, а за два оставшихся дня необходимо было завершить кое-какие дела, привести в порядок документы, проинструктировать Ларису, замещавшую ее на время отпусков. Можно было хотя бы день провести дома, отоспаться, и Олег Николаевич не возражал бы, но ей было неудобно: все знали, что вчера она отмечала день рождения, подумают, что она перепила и страдает похмельем. Этого она допустить не могла, потому что сама требовала в офисе строгой дисциплины, не считая похмелье уважительной причиной для отсутствия на работе.

Чайник закипел, она развела себе в большой кружке растворимый кофе покрепче, сделала несколько глотков и почувствовала облегчение, боль стала отпускать, хотя голова еще звенела.