Судьба венценосных братьев. Дневники великого князя Константина Константиновича

«За завтраком наша молодежь сидела за особым столом. Я сел между Сергеем и Павлом. Митя поднял спор с Георгием и Петюшей. Он упрекал их за то, что они не довольно строго относятся к своим служебным обязанностям и позволяют себе еженедельно по два раза ездить на охоту. Георгий возразил, что наше положение (исключительное) разрешает нам иногда делать то, чего нельзя обыкновенным офицерам. Тут мы все напали на него с ожесточением, утверждая, что именно в нашем положении должно вдвое исправнее нести службу. Я припомнил Георгию, что он однажды выразил мне мнение, будто мог бы уже в настоящее время быть хорошим полковым командиром. Все его с места осыпали насмешками за такую самонадеянность. Далее Петюша и Георгий нападали на Митю, называя его вахмистром. После завтрака спор продолжался, к нему присоединился и Алексей, и принял нашу сторону. Тут сказалась наша Романовская кровь: Алексей, Сергей, Павел, Митя и я настаивали на том, что мы, великие Князья, должны вдвое строже прочих относиться к службе. К сожалению, Петюша за последние годы примкнул к Георгию, который заодно с Михайловичами смотрит на службу как на поприще, на котором можно извлечь для себя как можно более выгод и поскорее дослужиться до высших чинов. Они тяготятся теперешней долгой службой. Мы – настоящие Романовы – служим только ради службы, не думая о будущем» (21 ноября 1886 г.).

«Митрополичью обедню мы с Митей простояли как вкопанные, как солдаты в строю. Мы с ним воспитаны в церковности и любим наше православное богослужение. Нельзя этого сказать про всех членов нашей семьи, напр[имер] про Николашу или Владимировичей, которые видят в обедне одну скуку» (7 января 1900 г.).

«Кирилл и Борис[104]на прошлой неделе уехали в Париж. Странное влечение у молодых людей к заграничной жизни!» (12 марта 1900 г.)

Первый ощутимый удар по единству августейшего семейства нанес Александр III, издав новое «Учреждение об императорской фамилии», которое разделило молодых Романовых на первосортных и второсортных[105].

Еще больше раздражал родственников Николай II.

Ему, во-первых, не могли простить взятых из удельных сумм от имени императорской фамилии двух миллионов рублей в пользу раненых во время русско-японской войны и разговоров о том, что Дому Романовых пора уступить часть своих земель неимущим крестьянам. Во-вторых, на него обозлились за то, что первыми советниками в помощь себе он избирал не родственников, а совсем других, им ненавистных или вовсе незнаемых людей. В-третьих, именно при Николае II участились морганатические браки в Доме Романовых, за что император, как глава семейства, нес ответственность и когда благосклонно относился к неравнородному брачному союзу, и когда запрещал его или накладывал взыскания на августейших ослушников.

Со времен Александра III великие князья не могли прийти к единому мнению, можно ли допускать неравно-родные браки, как это было в прошлом на Руси, или продолжать обособляться от русских людей, как повелось в последние сто лет.

Когда Михаил Михайлович просил разрешения жениться на дочери графа Н. П. Игнатьева, Александр III вознегодовал, с презрением заметив, что «сегодня великие князья женятся на графинях, а завтра на дочерях любого гоффурьера[106]». Константину Константиновичу пришлись по душе эти ядовитые слова.