– Единственная девушка в нашем отряде, Ханум… – дрогнувшим голосом сказал Иван.
– Но у нас девушек нет! – перебил его Ромка-Лапша.
– Да и не нужны они нам!
– Ты прав, Ромка, – грустно поддержал его Иван. – Не женское это занятие… Да и не найдем мы вторую такую, как она. Нет таких больше на свете… – и он невольно вздохнул. – Командира нашего звали Бан.
– Значит, мы теперь тебя будем Баном звать? – спросил Шурка-Сол.
– Нет, не надо, – покачал головой Иван. – Зовите меня по-прежнему папой. Мне это дороже всего, – он на секунду задумался, а потом сказал: – А восьмым был я.
– Как же тебя звали, папа? – Лешкины глаза блестели от нетерпеливого ожидания, ведь получилось так, что ему предстоит носить папино имя, и он был заранее согласен на любое – ведь это же имя папы.
– Меня звали Тень, – просто сказал он, глядя в Лешкины серые глазищи. – А теперь так будут звать тебя.
Лешка-Трнь даже покраснел от радостного смущения под взглядами остальных ребят. Но все было честно – ведь они сами себе все выбрали, а ему досталось то, что осталось. И он не виноват, что это оказалось папино имя.
– Вот и все, – спокойно закончил Иван.
– Как все?! – изумились ребята.
– Да, все, – спокойно сказал теперь уже бывший Тень. – Все, что можно рассказать. Потому что о том, чем мы занимались, я говорить не имею права – военная тайна, – чуть усмехнувшись, добавил он. – И к дяде Стасу с расспросами лезть не советую, он вам тоже ничего сказать не сможет, и по этой же причине.
Ребята переглянулись и разочарованно вздохнули – они-то надеялись совсем на другое. Но нет так нет, ничего не поделаешь – раз папа так сказал, значит, так надо.
Глава 2
«Боже мой, как люблю, как люблю я домой возвращаться…» – тихонько напевала я, спускаясь по трапу. Десять дней на Кипре пролетели незаметно, и теперь вечерний Баратов встретил меня запахами накалившегося за день асфальта, авиационного керосина и жарящихся где-то недалеко чебуреков. Едва я вышла из калитки в сквер, разделяющий летное поле и здание аэропорта, как ко мне подошел молодой человек, показавшийся мне смутно знакомым, взял, улыбаясь, у меня из рук сумку и приветливо сказал:
– С возвращением вас, Елена Васильевна. Пойдемте, принимайте свою «Ладушку». Мы ее вам подправили, отрегулировали… Ездите на здоровье.
На автомобильной стоянке действительно стояла моя «девятка», выглядевшая так, словно только что сошла с конвейера. Парень еще раз мне улыбнулся, отдал ключи и ушел.
«Так это же один из охранников Матвея, – вспомнила я. – Я же свою «девятку» у него в усадьбе перед отъездом оставила. Ну, в таком случае могли бы машину и к трапу подать» – мелькнула у меня нахальная мысль, которую я ни в коем случае не решилась бы озвучить, как, впрочем, и назвать вслух Матвеем самого богатого человека нашей области и ее фактического хозяина – графа Павла Андреевича Матвеева. Он – его. сиятельство, а я – просто бывший капитан милиции, а ныне частный детектив Елена Васильевна Лукова. Правда, в благодарность за работу он не только очень щедро мне заплатил, но и предложил считать его своим другом и обращаться по имени и на ты. Да вот только память у таких людей, как мне кажется, крепостью не отличается, ну да и бог и с ней, и с ним самим. Машину отладили, и ладно. Вряд ли мне с ним еще когда-нибудь столкнуться придется – уж на слишком разных уровнях мы вращаемся».
За этими размышлениями я не заметила, как подъехала к дому, и, оставив машину на стоянке, взяла сумку и пошла к своему подъезду. Первым делом я, естественно, посмотрела на окна квартиры живущей на первом этаже одинокой пенсионерки Варвары Тихоновны и рассмеялась – я так и знала, что мой кот Васька, оставленный ей на время отъезда, будет сидеть в форточке. Он, полный охотничьего азарта, весь напружинившись, внимательно следил за воробьями, устроившими шумную возню в ветках растущего рядом с крыльцом куста сирени.
– Вася! Васенька! – позвала я, но он только ухом повел в мою сторону, не в силах оторваться от вида столь близкой, но, увы, – форточка была затянута сеткой – недосягаемой добычи.
«Ах ты, бессовестный!» – подумала я и покачала ветки – воробьи тут же вспорхнули, и Васька дернулся им вслед, налетев на сетку. Он возмущенно посмотрел в мою сторону, узнал, но не простил, потому что отвернулся и сделал вид, что меня на свете вовсе не существует. Придется перевоспитывать, поняла я, вот сейчас сумку брошу, заберу его и тут же, с места в карьер, начну объяснять моей любимой зверюшке, кто в доме хозяин.
«Господи! Ну, откуда же столько пыли, – изумилась я, войдя в квартиру, – ведь самым тщательным образом перед отъездом все закрыла. Ладно, это все потом».
Я повесила, на место мой талисман – брелок-козочку: «Вот мы и дома, Снежинка», – и отправилась забирать свою родную скотинку.
Увидев меня, Варвара Тихоновна засуетилась:
– Сейчас-сейчас. Я только Васеньку кашкой покормлю…
– Чем?! – не поняла я.
– А кашкой манной. Он ее очень хорошо кушает. Я ему ее жиденькую на молочке готовлю, сладенькую, с маслицем… – и она позвала: – Васенька! Сыночек! Иди к маме! Будем кашку кушать.