Судьбы и фурии

Ей он заказал жареный сэндвич с сыром и картофель из ресторана напротив его дома. А потом, приблизившись к ее лицу, наблюдал, как она ест, отслеживая взглядом каждый кусок.

– Больше кетчупа, – говорил он. – Слижи сыр с пальца.

Утром он тщательно вымыл ее и проинструктировал, как привести себя в порядок, а после, сидя в горячей ванной, следил за тем, как она делает это, поставив ногу на тиковый стульчик.

Затем он уложил ее на огромную белую постель и развел ее колени.

На стене висела плазма, он включил ее и поставил кассету. На экране появились две девушки, рыжеволосая и темноволосая. Они вылизывали друг дружку.

– В первый раз никому не нравится то, что я собираюсь с тобой сделать, – сказал он. – Нужно немного пофантазировать, чтобы достичь эффекта. Сосредоточься. Несколько раз – и ты все поймешь.

Как же это было ужасно – видеть его отвратительное лицо там, чувствовать жар его рта и колкость щетины, а главное – то, как он наблюдал за ее мучениями.

Никто и никогда не подбирался к ней так близко. Ее ведь даже в губы никто не целовал.

Матильда закрыла голову подушкой и вздохнула, пытаясь представить себе молодого парня, без лица, просто его тело, мускулистое и красивое.

Она почувствовала, как в ней начала медленно расти волна. Сначала небольшая, она становилась все больше, темнее и страшнее и в конце концов обрушилась на Матильду с такой силой, что она закричала в свою подушку.

Ариель отнял ее [внезапный поток белого света] и со смехом сказал:

– А ты умеешь удивлять, малышка!

Она и не знала, что так сильно ненавидит китайскую еду, до того момента, как он заказал ее и велел Матильде съесть, сидя перед ним на ковре. Все, начиная c «Му-шу» с тофу и заканчивая креветками с брокколи, все-все-все, до последней рисинки. Он не взял ни кусочка – просто сидел и смотрел.

– Если тебе нужно домой, можешь принять душ, и я отвезу тебя на вокзал, – сказал он.

Несмотря на рожу, как у горгульи, он определенно был добрым.

Матильда кивнула. Она уже трижды мылась в его мраморной ванной, и каждый раз – после еды. Кажется, она начала его понимать.

– Мне нужно вернуться вовремя, завтра в школу, – сказала она.

– Ты носишь форму?

– Да, – соврала она.

– О боже, – простонал он, – надень ее на следующей неделе.

Она опустила палочки.

– Значит, ты решил?

– Это зависит от того, в какой колледж ты хочешь.

Она сказала ему.

– Рад это слышать. Ты умная девочка.

– А может, и нет, – сказала она, жестом обводя квартиру вокруг и свое голое тело с рисом, прилипшим к груди. Она улыбнулась и тут же согнала улыбку с лица. Незачем ему знать, что у нее есть чувство юмора.

Он встал и направился к двери.

– Хорошо. Договорились, – сказал он. – Будешь приходить ко мне в пятницу вечером и уходить в воскресенье. Во избежание глупых вопросов, для всех ты – моя крестница. Начиная с сегодняшнего дня, наш контракт продлится четыре года. Летом будешь работать в моей галерее. Посмотрим, как хорошо я смогу научить тебя всему, что тебе нужно знать. Можешь сниматься в своем агентстве для каталога, если тебе нужно как-то объяснить, откуда у тебя деньги. И надо будет достать для тебя противозачаточное средство. И пока мы вместе, чтобы избежать всяких ужасов вроде болезней и прочего, не вздумай прикасаться или даже просто смотреть на другого мужчину или женщину. Если я услышу, что ты хотя бы поцеловала кого-нибудь другого, нашей сделке конец.

– Даже не собираюсь подумать о чем-то таком, – сказала она и представила про себя черный член. – Куда ты? – спросила она.

– Хочу купить тебе нормальное белье. Это просто неприлично – разгуливать в таком. Иди в душ, потом можешь поспать, я вернусь через несколько часов.

Он подошел к двери, но внезапно остановился и обернулся.

– Матильда, ты должна понять, что это просто сделка. Не хотелось бы, чтобы ты думала, что за этим может скрываться что-то еще.

Она широко улыбнулась – впервые за все это время.

– Сделка, – повторила она. – И никаких эмоций. Будем роботами.

– Прекрасно, – сказал он и закрыл дверь.

Оставшись в одиночестве, Матильда почувствовала себя омерзительно. Она взглянула на свое отражение в темном окне, за которым неторопливо шевелился город. Потрогала свой живот, грудь, шею. Взглянула на руки и увидела, что они мелко дрожат.

Она была не больше испорчена, чем та девушка, которая еще совсем недавно ехала в поезде, но все же отвернулась от своего отражения.

ПРОШЛО ДВА МЕСЯЦА. Школа закончилась, и она переехала в квартиру Ариеля. Из дома дяди взяла совсем немного: несколько книжек, красное платье, очки, свою потрепанную детскую фотографию, на которой она была милой и круглощекой француженкой – такой, какой была до того, как стала плохой.

Все эти вещи с легкостью уместились в ее школьный рюкзак.