– А ты та еще штучка, верно? – сказала Антуанетта. – Я не удивлена. Мой Ланселот такой нежный и уязвимый, он должен был выбрать себе в жены грубоватую женщину. Правда, я боюсь, что эта роль тебе все же не достанется.
– Уже досталась, – сказала Матильда. – Послушайте, что вам от меня нужно?
– Вопрос в том, девочка моя, что тебе нужно. Я так понимаю, ты уже знаешь, что Ланселот богат, и очень. О, конечно знаешь! Поэтому за него и выскочила. Сомневаюсь, что за две недели ты смогла полюбить моего мальчика, каким бы хорошим любовником он ни был. Я хорошо знаю своего сына, а потому уверена, что он наверняка еще не сказал тебе, что ты не получишь ни пенни из моих денег, пока в моих легких есть воздух, а Лотто женат на тебе. Мы обсудили это вчера утром, после того как все уже было сделано и он позвонил мне, чтобы позлорадствовать. Вы такие импульсивные. Ведете себя, как дети, хотя вы дети и есть. А теперь еще и нищие. Мне даже интересно, что ты сейчас чувствуешь. Прости, что разрушила все твои планы.
Несмотря ни на что, Матильда нашла в себе силы успокоиться и перевести дыхание.
Антуанетта продолжила:
– И, конечно, мы обе понимаем, что для всех будет лучше, если вы аннулируете это недоразумение. Я дам тебе сто тысяч долларов, и покончим с этим.
– Ха! – фыркнула Матильда.
– Дорогуша, можешь назвать свою цену, я не против. Это не тот случай, когда можно экономить. Всего одно слово, и мы договорились. Просто скажи, что тебе нужно, чтобы начать новую жизнь после выпуска, и ты получишь все необходимое уже к вечеру. Нужно будет только подписать кое-какие бумаги и побыстрее исчезнуть. Оставь в покое мое бедное дитя, пусть свободно мечет свои зерна, а потом он обязательно найдет какую– нибудь милую, добрую девушку и вернется ко мне, во Флориду.
– Как интересно, – сказала Матильда. – Не находите, что вы собственнически относитесь к сыну, которого ни разу не удосужились навестить за целый год?
– Ну, милочка, когда ты почти год носишь дитя в своем чреве, а затем видишь в его личике свое лицо и лицо своего супруга, то конечно же ты относишься к нему собственнически. Он – моя плоть и кровь, я сотворила его, и когда-нибудь ты это поймешь.
– Я не согласна, – сказала Матильда.
– Пять сотен. Нет? Тогда, может быть, миллион? – предложила Антуанетта. – Все, что тебе нужно сделать, – это тихо уйти в закат. Взять деньги и уйти. Ты можешь делать все, что захочешь, с этим миллионом. Будешь путешествовать, посмотришь мир, познакомишься с иностранной культурой. Сможешь даже открыть свое дело. Запустить свои когти в какого-нибудь старого богача. Мир – твоя личная устрица, Матильда Йодер. Считай, что мое вложение – первая песчинка, из которой впоследствии вырастет жемчужина.
– Теперь я точно уверена: у вас метафорический дар, – сказала Матильда. – Я это оценила. В каком-то смысле.
– Я так понимаю, мы договорились. Прекрасное решение. Ты умная девочка. Я позвоню своему адвокату, и через пару часов ты получишь все необходимые бумаги.
– Ух ты, – сказала Матильда. – Вы знаете, это будет так… так прекрасно…
– Именно так, дорогая. И это очень мило с твоей стороны пойти на эту сделку. Для тебя это огромная выгода!
– Нет, – сказала Матильда. – Я не о том. Это так… прекрасно осознавать, что у меня будет куча возможностей как можно дольше удерживать вашего сына как можно дальше от вас! Пусть это будет нашей маленькой игрой. Вы еще увидите. Все праздники, все дни рождения, все те дни, когда вы будете болеть или когда вам будет что-то нужно от него, ваш сын будет со мной. Со мной, а не с вами. Он выберет меня, а не тебя, ма, – раз Лотто зовет тебя Ма, то и я буду. Пока ты не извинишься и не научишься быть со мной милой, даже если тебе этого не хочется, до тех пор ты его не увидишь. – С этими словами она мягко положила трубку на рычаг, а затем и вовсе сбросила на столик.
Пришлось принимать ванну еще раз – ее футболка насквозь промокла от пота. Через несколько дней Матильда получит первое из многочисленных писем Антуанетты, исколотых восклицательными знаками. В качестве ответа Матильда всегда слала ей фотографии, на которых они с Лотто вместе и лучатся улыбками: снимок, где они у бассейна в Сан– Франциско или где Лотто переносит Матильду через порог в очередном доме.
Когда Лотто вечером вернулся, она ничего ему не сказала. Они посмотрели сериал, потом вместе приняли душ, а затем, лежа голышом, съели целую кучу кальцоне.
ПОСЛЕ ТОГО КАК ЛОТТО УМЕР, время проглотило само себя.
Салли видела, что бесполезно добиться чего-то от Матильды, – ее оцепенение было непроницаемо. Она покрылась такой толстой коркой гнева, что пробиться внутрь было невозможно. И тогда Салли вернулась в Японию. Она обещала появиться через год, когда Матильда уже не будет такой фурией.
– Я теперь всегда буду фурией, – сказала Матильда.
Салли слабо улыбнулась и погладила ее лицо своей высушенной коричневой ручкой. Только сестра Лотто возвращалась снова и снова.
Милая Рейчел, золотое сердце.