Судьбы иосифлянских пастырей

21 августа резолюцией Владыки Григория батюшка был утвержден настоятелем Покровской церкви и служил в Козьей Горе еще около года (к Пасхе 1945 г. Патриарх Алексий I наградил его наперсным крестом с украшениями). Весной 1945 г. архиеп. Григорий пригласил о. А. Кибардина быть преподавателем готовившихся к открытию в Ленинграде Богословско-пастырских курсов, но этому назначению помешал посланный 15 мая прот. Павлом Тарасовым уполномоченному Совета по делам Русской Православной Церкви резко негативный отзыв о политической неблагонадежности отца Алексия: «…был близок до революции к царскому дому. После революции встал на непримиримую позицию по отношению к советской власти. Когда возник иосифлянский раскол, Кибардин примкнул к нему и был одним из самых активных руководителей в районе г. Пушкина. В этот самый период активно с церковного амвона выступал против советской власти…»[535]

Уже летом 1944 г. у супруги о. Алексия резко ухудшилось здоровье, и она была помещена в ленинградскую больницу. 23 сентября батюшка просил прот. Павла Тарасова прислать вызов на проезд в Ленинград для доклада о церковных делах архиеп. Григорию и в связи с необходимостью взять из больницы жену. А 12 июня 1945 г. о. Алексий подал прошение архиепископу о переводе на приход, расположенный в окрестностях города, так как Фаина Сергеевна находилась под постоянным врачебным наблюдением ленинградских профессоров (она скончалась в 1947 г.). Владыка благосклонно отнесся к рассмотрению вопроса и 3 августа назначил прот. А. Кибардина настоятелем церкви Казанской иконы Божией Матери в пос. Вырица[536]. В это время МВД снова устроило проверку батюшке и, не найдя ничего предосудительного, разрешило поселиться в Вырице.

Здесь с осени 1945 г. до кончины преподобного старца иеросхимонаха Серафима Вырицкого — 3 апреля 1949 г. — о. Алексий был духовником святого. Пастыри взаимно окормляли друг друга и вели долгие духовные беседы. Около трех с половиной лет продолжалась их дружба и братская любовь. Позднее, в письме благочинному от 17 января 1956 г., протоиерей А. Кибардин так писал об отце Серафиме: «Я чту его как великого старца. Конечно, я небольшой человек, чтобы предлагать свое суждение… Но я знаю, и свидетелем был отношения к старцу Святейшего Патриарха Алексия, которого старец благословил заочно своим родовым образом Спасителя. Образ этот находится у Святейшего. Это было в 1948 году… Митрополит Григорий (Чуков) вызвал меня для представления Патриарху Алексию. Я был на приеме у Святейшего и передал Ему от старца: „Иеросхимонах Серафим из Вырицы — в миру Муравьев Василий Николаевич — просит Вашего, Ваше Святейшество, благословения и земно Вам кланяется“, — и при этом я земно поклонился.

„Знаю, знаю его, — ласково сказал Патриарх, — а как он здравствует?“ Я ответил, что духом он бодр, а телом изнемогает, так как очень много у него бывает посетителей с горем и скорбями… Святейший меня благословил и сказал медленно и раздельно: „Передайте ему от меня, что я прошу его святых молитв“. Кончился прием, слышу в публике голос: „Вот ведь за Патриарха вся Церковь молится, а он просит молитв схимонаха…“ — „Ну, это не простой схимонах, а старец“, — произнес неизвестный…»[537]

Старец Серафим и митрополит Григорий понимали, что советские власти не оставят прот. А. Кибардина в покое, как ревнителя памяти Императорской Семьи. Ведь отец Алексий по своей детской вере и непосредственности со многими делился рассказами о пребывании в Царском Селе и служении при Феодоровском Государевом соборе. Умудренные Богом старшие пастыри прекрасно знали, что самое лучшее для него решение — удалиться от мира в тишину монастырских келлий. В дальнейшем они видели батюшку в числе кандидатов на епископский сан.

Обращаясь к епископу Лужскому Алексию (Коноплеву), сам отец Алексий 21 сентября 1957 г. писал: «По милости Божией, я был близок к приснопамятному иеросхимонаху Серафиму, бывшему духовнику Александро-Невской Лавры, который последние дни своей жизни жил и скончался в Вырице. Я с 1945 г. до дня его кончины — 3 апреля 1949 г. — был его духовником.

Он мне дважды сказал: „Ты будешь архиереем“, в первый раз при начале знакомства — в 1945 г., а вторично пред своей кончиною. Мне слова старца были очень неприятны — предсказывали смерть супруги — в 1947 г. она скончалась…

В 1949 году, после кончины иеросхимонаха Серафима, был в Вырице благочинный, покойный прот. Мошинский. Он передал мне благословение и привет от митр. Григория и сказал: „Владыка меня спрашивал, что думает о. Алексий об архиерействе?“ „Что вы ответили?“ — спросил я. Ответил, что „о. Алексий о монашестве не помышляет и о епископстве тоже, считает себя недостойным!“ „Правильно, — ответил я, — так и передайте Владыке“. Как видите, Ваше Преосвященство, к монашеству я не стремился и никогда бы не поверил и не согласился бы, если бы кто стал мне говорить, что мое настроение изменится»[538].