Василь сгреб в охапку оставшиеся папки и поспешил в свой кабинет. Он не помнил, сколько раз перелистал страницы этого дела, все вчитываясь и вчитываясь в скупые строки сухих заключений разных инстанций, перечитывал характеристики, будто пытаясь что-то прочитать между строк. «Но что? Что еще я хочу найти в этом деле?» — думал Василь, когда в очередной раз открывал дело. Алена жива. Она не погибла, не затерялась на бескрайних просторах страны, как многие, которым была уготована такая участь. У него есть сын, наверное, судя по характеристикам, хороший сын, умный и смышленый. «Интересно, каким он вырос, в чью породу пошел», — медленно потянувшись за папиросой, вставая из-за стола и подходя к окну, размышлял Василь. Какая странная штука судьба. Она каждый раз в самый неподходящий момент посылает испытание. В его жизни после пережитых волнений с его повышением, наконец, наступило стабильное время, когда можно спокойно поработать, даже уделить внимание Ираиде. Василь прекрасно понимал, что они все больше стали отдаляться друг от друга. Сказывалась постоянная занятость. Да только ли? Он не слепой, видит и понимает, что вовсе не так просто вьется вокруг нее этот услужливый Виктор Палыч, светило и бессменный начмед. У них общие дела, проблемы. Ираида на разрыв никогда не пойдет. Это повредит им обоим. Но и жить так: каждый своей жизнью, тоже надоело. Поэтому самое время восстанавливать былые теплые отношения. Теперь для этого есть все условия. И именно сейчас возвращается к нему из далекого небытия его прошлое. И напоминание о нем — его сын, судьба которого зависит от простого росчерка пера, его подписи.
А может он хочет найти упоминание о том, что за батрак был ее мужем? Но и здесь след обрывается. Почему Алена не указала, кто же все-таки был этот батрак? Боялась? Но чего? Ведь это могло спасти ее от выселения. Хотела забыть его, вычеркнуть из своей памяти? А может, наоборот, берегла его, не хотела навредить, поломать ему жизнь?
Его душу разрывали сомнения. Василь метался по кабинету, который уже погрузился в вечернюю мглу, ходил из угла в угол, выкуривал очередную папиросу, но так и не мог найти ответы на все эти вопросы. Остановившись у окна, он стал вглядываться в ночное небо. На нем то тут, то там вспыхивали звезды. Переводя взгляд с одного созвездия на другое, Василь вдруг поймал себя на мысли, что пытается отыскать свою звезду, ту далекую их звезду, которая когда-то светила им двоим, освещая минуты счастливых встреч, а потом все это время как-то жила без него, покинутая и забытая. Когда-то очень давно, когда она только загоралась на небе, пробираясь заветной тропой, к нему спешила Алена. Как волновался он, испытывая трепет, волнение от предвкушения предстоящей встречи. При этих воспоминаниях по его телу, как когда-то, стало медленно разливаться тепло. Этот горьковатый запах то струящихся дождем, то развевающихся на ветру льняных волос. Он уже реально ощущал его. Появилось неудержимое желание утонуть в них, спрятаться от вдруг нахлынувших проблем. Как никогда Василь ощутил неудержимое влечение к ней. «Алена… Его Алена… Может бросить все? Закрыть кабинет, захлопнуть дверь за той жизнью, которой я живу теперь и мчаться что есть сил в такое далекое Покровское, чтобы увидеть Алену, все объяснить, объяснить, что по-другому я просто поступить не мог. Она поймет меня, поймет и обязательно простит». Ему так захотелось возвратиться в свою прошлую жизнь! Эти просторы подступающих к деревне полей, вечерки с неизменными посиделками и танцами до упаду и Алена, устремляющаяся, бегущая навстречу ему, их счастью. Одна за другой проплывали картины тех давно ушедших лет «А ведь это и была, пожалуй, моя жизнь», — впервые за много лет, задумавшись над тем, как он жил все это время, отметил про себя Василь. «Моя настоящая жизнь! Сколько потом пришлось подстраиваться под ситуацию и настроение тех, от кого зависела судьба, продвижение по службе», — с досадой подумал Василь. Нужные люди, нужные связи, правильные речи, постоянный страх, что кто-то что-то не так поймет или не так подумает, страх за последствия. Зачем все это, если истинные чувства спрятаны глубоко и со своей болью ты должен жить годы, всю свою жизнь? Ради чего все это, если все равно ты не сможешь быть самим собой, не имеешь права позволить себе такую роскошь как жить реальными чувствами, не быть с тем, без кого эта самая жизнь теряет всякий смысл? Только сейчас Василь осознал, что работа «на износ» была защитной реакцией организма от тех мыслей, чувств, которые жили с ним все эти годы и в любой момент могли вырваться наружу, заставить жить, поступать по-иному.