Судьбы суровый матерьял…

Как весело с утра колесам
По холодку, по звонким росам
Скрипеть, постукивать, юзить!

…Всё это там, в краю далеком,

В таком высоком синеоком,
Что даже не вообразить…

Степям длинноты не помеха.

Как ни шуми – не слышно эха,
Но глазу видно то и то:
Высокий беркут, даль сайгачья,
Сурка – в нору – движенье рачье
При виде пугала в пальто.

Возница же, ногой качая,

Сурка (бы как) не замечая,
Под ляжку подоткнув вожжу,
Вдыхая пот гнедой лошадки —
Солено-терпко-душно-сладкий —
На гривы смотрит, на межу,

На то, как, зерна наливая,

Овсы, метелками кивая,
Желтеют кверху. Срок всему!
Всему, всему… коню, колесам,
Суркам, горохам и овёсам,
И лишь вознице одному

Пока не срок.

Ему до срока
Такая долгая морока!
Такие дни и столько дней!
И мрак, и хмарь, и злые ветры,
И плюс такие километры,
Где новый прежнего длинней.

И эта степь. Она докуда?

О, эти травы-ковыли!
Из всех чудес чуднее чуда
Придумать боги не могли:
Хлеба, холмы, сурки, бурьян…
Не спи, пацан! Смотри, пацан…

«За илбаном бугром, за калиной кустом…»

За илбаном бугром, за калиной кустом,
Где таймень хлещет воду багровым хвостом,
На широком лугу, собираясь в отлет,
Журавли предотлетный вели хоровод.

Я в стогу не доспал, я с трех метров смотрю,

Как высокие топчут ногами зарю,
И кружатся, и стонут, и трутся пером —
Будто казнь через час и придут с топором.

Через час, через миг… Вот прольется Восток,

И плеснет через край и на птиц, и на стог,
И вожак закричит, и расправит крыло,
И очнется земля, и заплачет село;

И белесые, словно во мгле паруса,

Крылья птиц пронесут надо мной голоса,
И косой треугольник, широк и крылат,
Тот вожак поведет от зари на закат.

И мне больше не спать в этом рыжем стогу,

Потому что поверю тому вожаку,
Потому что весною, средь майского дня,
На базаре цыганка, жалея меня,

Всё молчала, крутила на пальце кольцо,

Долго-долго смотрела в ладонь и в лицо,
И сказала: «Под осень уйдешь из села…»
И за черное слово монет не взяла.

«Стихотворную строчку катая во рту…»

Стихотворную строчку катая во рту,
Приминая бурьян и кусты,
Вдоль реки, за верстой отмеряя версту,
Под сияньем высокой звезды,
Я домой после школы на лыжах бегу,
Лыжной палкой пишу вензеля на снегу.
Никого!
И скрипит до Урала
Крепкий наст, перевитый сухим февралем,
Полынями пробитый, седым ковылем,
Отливающий блеском металла.
Подступает мороз всё плотней и плотней
На корявых оснеженных лапах,
И чем небо темней, и чем звезды крупней,
Тем жилья ощутимее запах.
Я счастливый!
Ура!
А еще, Бог ты мой,
Из гнезда, из-под желтой стрехи,
Мне лететь за Урал, любоваться Невой,
Встретить счастье, поверить в стихи.

Октябрь, 1962