Судьбы суровый матерьял…

Небо золотом проколото.
Я живу здесь. Ем и пью.
На закате дня из золота
Золотые петли вью.
Сам себе тиран и мученик,
Сам провидец и пророк,
Сам себя ночами мучаю,
Продираясь между строк.
Словно конь, опутан путами,
Не на свет гляжу – во тьму,
Годы – что? – эпохи путаю,
Где какая не пойму.
Земляник лесных не трогая,
На Вуоксу, по росе,
Финской взорванной дорогою
Под косым углом к шоссе
Я хожу, и ниже Лосево
На кольцо лещей ловлю.
Знаю Бродского. Иосифа.
Прозу Бабеля люблю.
Поражаюсь…. Что ж ты, Господи!
Одарил, как наказал…
Слов космические россыпи.
Жизни призрачный вокзал.

«Шампанское как Спасская. Ворота!..»

Шампанское как Спасская. Ворота!
Откуда это всё у обормота —
Ведь бомж, изгой, оглобля без саней.
Но – две мадам. Которая Евтерпа?
Похоже – левая, ей ближе дух вертепа,
А правой ближе то, что ближе к ней.

Пьет правая, Евтерпа приглашает.

Изгой молчит, он молча разрешает,
Одним зрачком указывая стул.
Отличный стул! В нем были апельсины.
Беру – на вес: конечно, из осины,
И жидковат; не я ли гвозди гнул.

Прекрасны эти фрукты из Марокко.

Цветут, растут, а нам от них морока:
Осина, гвозди… Это, как смотреть.
Не будь вот этих импортных поставок,
В притонах не хватало бы подставок,
И просто было б не на чем сидеть…

Шипит вино и пенится в стакане.

Шесть рыжих труб в обмотках стеклоткани.
Маховики тяжелые в углу.
Журчащий звук, что не известен в селах,
Жар-птица в сорок ватт и два веселых
Измызганных бушлата на полу.

Мне это всё приятно тем, что это

Советский быт российского поэта,
Что я сюда свободно прихожу,
Что этих двух я не увижу больше,
Что мы с изгоем равные (не в Польше),
А слово не подвластно дележу;

Что яды «Бонда» не помеха цедре,

Что мы найдем чего поставить в центре,
Когда увидим: Спасская пуста;
Что мне сияет радость в этой бездне,
Что где-то там, на уровне созвездий,
Осталась за спиною суета…

И мы легко спровадим эту пару,

Прикроем вход и посидим напару,
Десяток строк очистим добела;
Мы будем пить шампанское в притоне
И думать: что ж его не пили кони?
И понимать: мешали удила.

Ночью

Б.Г. Друяну