Судьбы в капкане

— Ты деревенских не убедишь. А земля слухом пользуется. Слишком мало времени прошло. Приглядеться надо, привыкнуть. Я и брату так сказал, мол, покажи себя человеком, мужчиной в горах, а уж потом претендуй на бабу. Сама знаешь, теперь вдовы разборчивее девчат стали. Ни за каждого пойдет, не всякому двери откроет, — говорил Мишка.

— Эх, сынок! Припрет природа, куда денутся? И Аслану будут рады как подарку, — не согласилась женщина.

— Может быть. Но для такого нужно время, — рассказал матери о схватке с волками.

— Сынки мои! Как же вам тяжко!

— Вот после этого он и решил в горах остаться. Не захотел отару доверить в чужие руки. Нанятый пастух не станет защищать овец как хозяин. Свою жизнь и шкуру пожалеет. Аслан это понял… А еще захотел в человеки, в мужики пробиться. Я ему кое-что рассказал. Если он не сорвется, у него получится. Настырства ему не занимать. Я посмотрел, как прихватил он волка, там, в палатке. Зверюга матерый был. А задыхаться начал. Еще немного бы… Вожак из последних сил вырывался из рук. Но Аслан понял, сумеет в случае чего и с голыми руками одолеть. Прошел у него страх…

— Оно всегда так Миша! В этой драке не столько волка, сколько себя одолел. Сломалось что-то в душе, и все по-другому увидел. Дело не в овцах, сам захотел приноровиться к горам, прикипеть к воле уже по-другому. Да и пора, уже не мальчишка. Время взросления пришло. Ты помоги ему. Кто же кроме тебя его поймет и поддержит, — говорила Катя.

— Мам! Лянка вчера не приходила?

— Прибегала! Видишь, все прибрано. Мне помыться помогла. Завтра обещала все перестирать. Сегодня времени не осталось. На работу спешила. Даже поесть со мною не присела. Бегом сорвалась.

— Обо мне говорила?

— Только о тебе! Ты у нее из головы не выходишь. Все боялась за тебя, как там в горах сложится? И спрашивала, много ли девчат в нашем селе? Я все поняла, боится тебя потерять.

— А чего не придет к нам насовсем?

— Чудак ты, Мишанька! Это ж так понятно. Она свое ждет, когда предложенье ей сделаешь стать женой. Иначе, кем сюда вернется, — рассмеялась Катя.

— Женой? А как ты на это посмотришь? — глянул на мать.

— Тебе с нею жить, спроси себя, — ответила не задумываясь.

Глава 7. МЕСТЬ СЮЗАНЫ

Катя никого не ждала в это утро. Мишка, как всегда, пошел на работу, и женщина хотела прилечь ненадолго. А тут звонок в двери.

— Кого черти принесли с ранья? — пробурчала вполголоса и пошла открыть.

— Здравствуйте! — встала на пороге женщина:

— Вы меня не узнали?

— Почему же! Мать Сюзаны, — ответила Катя и хотела закрыть перед гостьей дверь, сказав:

— Мне с вами говорить не о чем. Зачем заявились? Я из-за этой Сюзаны столько пережила, теперь вас подносит нелегкая! Это ж надо было сочинить, что я ее на панель вытолкала, меня из-за той записки менты задергали! Пожалела на свою голову сучку и наглоталась говна за доброту. Сволочь неблагодарная! То легавые, то рэкет по ее душу возникали, то из вендиспансера! Ну и курва, ни с одной столько бед не было. Перед соседями из-за этой дряни стыдно! — возмущалась Катя.

— Я на минуту, не задержу, давайте поговорим у вас, а не на площадке…

Баба неохотно впустила гостью. Та неуверенно прошла на кухню:

— Катя, что толку ругать покойную? Ее нет! Ничего нельзя изменить или выправить. Когда я была в милиции, сказала о дочке всю правду как было. Причем здесь вы, если она с детства росла крученой, о том весь Прохладный знал. То с женатиком спуталась, а там и с бывшим зэком связалась. Отец устал из нее похоть выколачивать, каждый день ремнем бил. Потому сбежала в Нальчик. Я ее жалела, а муж сказал, что не пустит в дом блядищу, испозорила нас вконец. Менты удивлялись слушая. Теперь уж никто к вам не придет и не побеспокоит.

— Дура она! Зачем убежала из вендиспансера, не долечившись? Может и теперь жила б.

— Не надо. Там ее на голодуху посадили. Кормили ужасно. Давали пару ложек пшенной каши без молока и масла, да полмиски хлебова, от такого бездомные псы с воем разбегались. Она не только выздороветь, чуть от голода не умерла. Сознанье терять стала. Вот и думай, от чего быстрее умерла б, с голода или от сифилиса? А как лупили Сюзанку санитары? Она вся черная была. Да ни одна живая душа таких издевательств не перенесла б. Вот и сбежала дочь, покуда еще ноги ее держали, — вздохнула Валентина.

— Ладно хлюпать. Скажи, чего пришла? — оборвала гостью Катя.

— Понимаете, всю эту неделю мне дочка снится и жалеет, что никакой памяти нам с отцом не оставила о себе.

— Да уж! Нашла о чем сетовать? Забыть бы скорее, подольше бы прожили! — отмахнулась Катя, но Валентина будто не услышала:

— Все ее вещи и теперь в милиции. Говорят, что вернут, когда закончится следствие по делу. Сказали, что украшений не брали, их не было.

— Я еще в прошлый раз тебе говорила, что все побрякушки Сюзаны Косой Яшка взял. Вот у него их спрашивай.

— Я помню. Но у вас осталось пальтецо. Старенькое, с лисьим воротником. Сюзана в нем в Нальчик приехала. Оно и теперь в антресолях лежит, свернутое, в пакете, так дочка говорит и просит забрать его домой.