Судебные речи известных русских юристов

Приведенными мной доводами и соображениями исчерпываются объяснения, какие я счел нужным представить в защиту подсудимого Лебедева, убежденный в том, что они будут приняты палатой во внимание при обсуждении вопроса о правильности обжалованного обвиняемым приговора С.-Петербургского окружного суда.

А потому мне остается только присовокупить, что все лица, потерпевшие от неосторожности Лебедева, ныне уже им удовлетворены, как это видно из представленных документов, и что, следовательно, судебной власти приходится в настоящую минуту заняться обсуждением исключительного вопроса об удовлетворении самого правосудия, которое в лице почтенного присутствия палаты — я позволяю себе надеяться — будет менее требовательным, нежели окружной суд, и отнесет событие 17 сентября 1887 г. к категории тех печальных случаев, о которых упоминается в статье 1470 Уложения о наказаниях и которые по закону не наказуемы.

* * *

Первоначальный приговор (2 месяца ареста при полиции) был заменен Лебедеву двухнедельным арестом и церковным покаянием. Судебная палата утвердила также ту часть приговора, в которой говорилось о взыскании с Лебедева денежных сумм в пользу семей пострадавших.

Дело Левенштейн

Сущность обвинения Марии Левенштейн по обвинительному заключению состояла в том, что она, придя 2 мая на квартиру Элеоноры Михневой с заранее обдуманным намерением лишить ее жизни, выстрелила в последнюю дважды из револьвера, чем причинила ей только легкое телесное повреждение.

Основаниями для предания суду Марии Левенштейн по данной формулировке обвинения послужили следующие данные.

Мария Левенштейн прожила с некиим Линевичем 17 лет и имела от него двенадцать детей. На восемнадцатом году совместной с Линевичем жизни последний почувствовал влечение к другой женщине — Михневой и вскоре почти порвал все отношения с Левенштейн. Отношения с Михневой стали сказываться и на отношениях Линевича к детям: к ним он становился все холоднее и холоднее. Видя все это, Левенштейн предложила Линевичу расстаться с ней, оставив у нее детей, на что Линевич заявил, что этот вопрос может быть решен 2 мая.

2 мая 1881 г., будучи в очень тяжелом душевном состоянии, сильно переживая за судьбу своих детей, за семью, ее и свое будущее, Мария Левенштейн собиралась идти на службу к мужу для получения окончательного ответа о их дальнейших отношениях. Выходя из своей комнаты, она увидела через открытую дверь кабинета Линевича приоткрытую дверцу несгораемого шкафа, откуда был виден револьвер. Мрачное настроение и подавленность подсказали ей мысль о самоубийстве. Мария Левенштейн взяла с собой револьвер, решив, что при отрицательном ответе Линевича, то есть если он решит окончательно порвать с ней и не отдаст ей детей, покончить с собой. Затем она направилась на службу Линевича. Линевич встретил ее неприветливо. На ее вопрос о детях он грубо ответил, что она может убираться, куда хочет, и детей она не получит. Возвращаясь от мужа, Мария Левенштейн проходила мимо дома, в котором проживала Михнева. Решив, что, может быть, с ней она сможет о чем-нибудь договориться по-хорошему, Мария Левинштейн вошла в дом. Однако и здесь она была встречена грубо. Михнева даже не пожелала с ней разговаривать. Выведенная из терпения такой бесчеловечностью, Левенштейн в порыве гнева дважды выстрелила в Михневу.

Несмотря на то, что в деле имеются неопровергнутые данные о том, что Мария Левенштейн действительно намеревалась покончить жизнь самоубийством (письма к сыну и Линевичу от 10 и 8 января 1881 г.) и никогда не думала об убийстве Михневой, обвинитель, только на основе того, что к Линевичу Левенштейн пошла с пистолетом, тогда как ранее его с собой не носила, отстаивал версию о преднамеренном умысле виновной. Факты, опровергающие преднамеренность совершенного преступления, широко использованы в защитительной речи, которая и воспроизводится полностью. Дело слушалось С. Петербургским окружным судом 26 апреля 1882 г.

* * *

Господа судьи и господа присяжные заседатели! Если только вы признаете за судом уголовным и его приговорами нравственно-педагогическое значение и не отрицаете того глубокого интереса, какой представляет собой настоящий процесс, затрагивающий одну из самых больных сторон нашего общественного организма, то, несомненно, должны будете отнестись к участи обвиняемой с тем особенным вниманием и осторожностью, которыми только и обусловливается справедливость человеческого суда вообще и вашего будущего приговора в особенности!