Девчонки более почти не разговаривали. Быстро выполнив свою работу, одна из них бросила веник и спешно распрощавшись, убежала домой. Лия в одиночестве осталась домывать полы даже не предполагая, какими последствиями обернётся эта непринуждённая внеурочная болтовня. Несмотря на то, что она была достаточно настороженной девочкой в общении с одноклассницами, всё же проблем избежать не удавалось. На протяжении длительного времени ей приходилось держаться особняком в классе. Маленькая ростом, темноволосая, щупленькая, молчаливая и наблюдательная, она обладала широкой улыбкой и большими глазами. Вела себя слишком скромно, что порой это мешало в учёбе. Мальчиков сторонилась. Но они проявляли к ней любезность, в особенности старшеклассники – друзья родной сестры. Видно, тем и навлекла на себя очевидную нелюбовь среди сверстниц.
Лилия любила петь! После каждого выхода на школьную сцену она получала новую порцию зависти вперемешку с насмешками. За очередной спокойный ответ в противовес издёвкам – одноклассницы встречали её в раздевалке, устраивая нервную встряску в начале нового учебного дня, обзывая, а порой и пиная её вещи. Но когда девчонки прознали о приятельстве Лилии с девятым «в», в котором, кроме родной сестры синеглазки Лии, учились парни – красавчики, так вовсе воспламенили дикой ревностью. Началась настоящая травля, из-за которой девочка не могла нормально учиться. Отвечая у доски, она подмечала кривые и недоброжелательные оскалы одноклассниц. Страхи перед учителем и саркастическим судом сверстников брали верх и, растерявшись, она заваливала ответы или вовсе получала неуд за молчание.
Особенно не разбираясь в чём здесь дело, учителя налепили на девчонку клеймо, закрепив за ней звание слабой ученицы.
Окончив дежурство, она с нетерпением ринулась домой – туда, где можно было снять накопившееся напряжение после школы и вновь стать собой среди родных и близких людей.
Время неумолимо тикало, приближая вечер. Ожидаемое родительское собрание на тему успеваемости не давало покоя девочкам. Ох! Какой страх испытывали они от одной только мысли, что ждёт их вечером дома, когда отец увидит классный журнал с отметками…
– Перед смертью не надышишься… Чего уже?! Что будет – то будет… Ну накажут… Ну и что? – вопросительно смотрела Алла на младшую, пока та дрожала, словно осиновый лист на ветру… – Исправлять будем…
– Да. Надо бы… Только, мне кажется, я не исправлю.
– Почему?
– Не знаю. Мне иногда кажется, что оценки занижают…
– Мне тоже иногда так кажется. Но я не сильно переживаю об этом…
– Ага! Папа сейчас зайдёт и запереживаешь…
– Хи-и!
Сдерживая утвердительное смущение, выдавила старшая сестра. Щёки её тут же налились румянцем…
В подъезде послышались тяжёлые шаги.
– Слышишь?!
– Идут похоже!
Девочки шмыгнули по своим кроватям, схватив в руки первые попавшиеся учебники и с усердием принялись создавать видимость домашней зубрёжки.
Дверь квартиры тихо распахнулась. Едва дыша, сёстры глядели в открытые книги, но видели там обеспеченный «втык», поскольку знали удовлетворительные оценки родителей вряд ли устроят. Поджилки с каждой новой секундой тряслись сильнее.
«Даже не поздоровался» – Подумала младшая Лия. – «Дело плохо…»
Она опустила свои огромные синие глаза в пол и, точно зная, как сейчас влетит за учёбу, обречённо захлопнула учебник.
В дверях детской застыли мать и отец. Они молча наблюдали за дочками. Их лица отражали неприятную молчаливую злость, перемешанную с непониманием – от чего их дочки так плохо учатся?
– Ну что голубушки! – Молвила мать, тут же подчёркнуто раздражительно развернувшись, направилась в кухню с пакетом продуктов, проворчав под нос: – Бесстыжие! Ужас какой! На весь город семью позорят!
Лиля взглянула в глаза отца. Он всё так же молча смотрел на дочерей, его веки казались настолько тяжёлыми, а взгляд серьёзным, сосредоточенным, но обречённым, что младшей стало неловко и она тут же понуро ссутулилась.
«Лучше бы он что-нибудь сказал, чем молчал!» – подумала Лиля. Девочки не любили, когда отец молчит. Эти паузы усугубляли и без того шаткое, надрывное настроение. Они больше всего боялись его правды, которая всегда била по самым больным местам, заставляя думать над собой. Иногда они так стыдились себя самих, что это влияло на их самооценку. Подростковая спесь и максимализм притуплялись до покорности отцовской воли. Они и без того знали о своих оценках и испытывали дикое чувство срама! Но положение в школе было действительно трудно изменить.
Наконец тихо и твердо, Александр Иванович процедил:
– В большую комнату. Обе!
Точно по команде, бесшумной поступью, девочки проследовали за родителем.
– У меня к вам единственный вопрос: что вам не хватает?!
Это отеческое вопрошание всегда ставило их в тупик. А действительно?! Чего?!
– Мать и отец не пьют, не курят, пальцем вас не трогают, матов в доме нет, у вас есть всё! Чего вам не хватает?! От чего у вас плохие оценки?!
Отец замолчал, пристально разглядывая своих детей. Помедлив ещё какое-то время, добавил.
– Мне было так стыдно! Я готов был под парту залезть! Дочери судьи!