Судить буду я

– Да, убедил. Тебя бы в «Интерпол», – польстил Миршаб возбужденному от удачи другу и, глянув на часы, продолжил:

– А теперь поспешим в «Узбекистан», пока ты отсутствовал, хан Акмаль распорядился снять зал, он дает банкет по случаю своего возвращения, пригласил всех, кто пришел его встречать.

Но Сенатор отмахнулся от предложения, как от чего-то несуще­ственного, вздорного, и сказал с раздражением:

– Ты ничего не понял. У нас считанные дни, а вернее часы, мы ведь не знаем, сколько он точно пробудет в Италии. Необходимо немедленно связаться с Талибом, не важно, находится ли тот в Ташкенте или в Германии. А он должен передать нашу информа­цию своим подельщикам за рубежом, чтобы те, в Милане, взяли под микроскоп связку Шубарин-Стрельцов. Для них, я чувствую, это так же жизненно важно, как и для нас. А сейчас – на поиски Газанфара, мы должны найти его хоть из-под земли, и если останется время, заглянем в «Узбекистан», если уж загуляют, то до утра, я знаю привычки хана Акмаля.

Газанфара дома не оказалось, тогда они стали объезжать один за другим знакомые катраны, но Почтальона в них не было, и Сенатор занервничал. В последнем знакомый содержатель под­сказал адрес нового катрана, где собираются представители бизнеса, новая для Ташкента элита, там они и отыскали Рустамова. Видимо, Газанфару шла масть, и он никак не хотел покидать игру, но Сенатор вдруг, наклонившись, что-то зло сказал ему на ухо, и тот стал поспешно собираться. Как только Почтальон сел в ма­шину, Сенатор объявил непререкаемым тоном:

– А теперь слушай внимательно и не перебивай. Талиб, возле которого ты крутишься по нашему заданию, затеял какую-то крупную финансовую операцию с Шубариным, деталей которой мы не знаем. Афера, на наш взгляд, связана с деньгами из Европы или с банками, не зря сам Талиб дважды слетал в Германию, да и Шубарин час назад вылетел в Италию, но тоже через Германию. Мы думаем так, потому что на сегодня банк Японца – единствен­ный частный банк в Узбекистане, имеющий правительственную лицензию на валютные операции. У нас неожиданно появились доказательства, что банкир связан и с прокуратурой республики, и с КГБ. И мы немедленно должны поставить в известность об этом Талиба, где бы он ни находился.

– А вы же с Артуром Александровичем старые друзья! – с опаской выдавал из себя растерянный Газанфар.

– Все течет, все меняется, – философски изрек долго молчав­ший Миршаб.

– Мы не можем быть в компании с человеком, сотрудничаю­щим за нашей спиной с КГБ, – заметил Сенатор, словно всю жизнь, с рождения, был вором в законе, а не человеком, курировав­шим все правовые органы в республике, и спросил: – Куда ехать?

– В Рабочий городок. Радиальная, 12, дом с голубыми ворота­ми. Но он вряд ли вернулся из Гамбурга, я на днях видел кое-кого, с кем он общается, но ждут его со дня на день, – ответил Газанфар без особого энтузиазма, понимая, что влип еще в ка­кую-то опасную историю и наживает очередного врага – Японца. «А если эти двое по привычке блефуют и затевают что-то против Талиба?» – мелькнула у Рустамова внезапная мысль, от которой вмиг похолодело все внутри, а вслух спросил неожиданно для себя:

– Нет ли у вас чего-нибудь выпить?

Сенатор приоткрыл «бардачок» машины Миршаба и нашарил в нем фляжку, они имели одинаковую привычку возить с собой спиртное, особенно с тех пор, как оно стало дефицитным.

– Если Талиб не вернулся, дело осложняется, но ты должен будешь обязательно найти людей, с кем он крутится, тех, кто стоит над ним или под ним, желательно первых. Мы им передадим информацию, а они пусть срочно свяжутся с Германией, – сказал Сенатор, передавая хромированную фляжку с коньяком.

Въехали в Рабочий городок уже в темноте, улицы, как и повсюду в нынешнее время, не освещались, лишь на Радиальной, возле дома Талиба, с высоких фонарных столбов ярко горели огни. У высоких кованных железом ворот было в беспорядке припар­ковано с десяток новеньких автомобилей модных расцветок: «мок­рый асфальт», «брызги шампанского», «сирень», «металлик», в ос­новном последняя модификация «девятки», но среди престижных «Жигулей» затесались и два «Мерседеса» строгих, не бросающих­ся в глаза цветов. У некоторых машин стекла оказались приспуще­ны, хотя ни в кабинах, ни возле лимузинов никого не было, но это особый воровской шик – мол, у меня никто не посмеет угнать тачку. Впрочем, у дома Талиба такого действительно не могло случиться.

Когда машина остановилась, Сенатор попытался выйти вместе с Газанфаром, но тот усадил его на место, сказав не без издевки:

– Не в ЦК приехали, тут ждать придется. Хорошо, если со­гласится принять сразу после дороги.

Он направился к калитке в высоком заборе, которую тотчас приоткрыли со двора, словно ждали, и за Рустамовым раздался лязг задвигаемого засова. «Как в тюрьме», – почему-то успел подумать Сенатор. Прождали больше часа, к дому никто не подъ­езжал и никто не выходил. В сердцах они допили вдвоем остав­шийся во фляжке коньяк. Сенатор уже порывался уехать, но Миршаб вполне логично урезонил: