Судные дни Великого Новгорода

Томительно шли недели. Наконец получился ответ из Новгорода, просят-де зятюшку нареченного побывать, потому девка дурит на-поди и сладу нету, вынь да подай ей жениха слободского, так хоть посмотреть, каков он из себя, и если хороший человек, то и по рукам ударить, волей-неволей, дочка-то ведь одна.

Так писал Афанасий Афанасьевич.

Ликованию Семена Ивановича не было конца.

Задумал он сейчас же отправиться на побывку в Новгород, да царь сам кликнул его да и услал в Литву с письмом к князю Курбскому.

Произошла таким образом неожиданная отсрочка свиданья с невестой, — он мог называть уж ее так, — на несколько месяцев.

Отписал Федосей Афанасьевич и об этом брату и племяннице.

Семен Карасев уехал.

Мы видели, что застал он, когда наконец попал в этот дорогой его сердцу Новгород. Замученного насмерть будущего тестя и опозоренную товарищами невесту.

VIII В родительском доме

Тихо ехал Семен Иванович с своей роковой ношей по пустынным улицам Новгорода и думал свои горькие думы.

Как посмеялась над ним злодейка-судьба. Какими радужными мечтами тешила она его последнее время и вдруг… В одни день, в один час почти отняла буквально все, чем красна была его жизнь.

Перед ним лежит почти бездыханный труп безумно любимой им девушки, впереди грозный суд царя и лезвие катского топора уже почти касается его шеи. Он чувствовал холодное прикосновение железа, но он не своей головы жалеет…

Что станется с ней, с Аленушкой, когда она очнется… да и как привести ее в чувство… Где? Какому надежному человеку поручить ее… и умереть спокойно… А если царь смилуется над своим верным слугой и не велит казнить…. тоже в какой час попадешь к нему… тогда… еще возможно счастье… если Аленушка да отдохнет… Опозоренная… так что ж, не по своей воле… люба она ему и такая… люба еще более… мученица… — мелькают в голове его отрывочные, беспорядочные мысли.

Он въехал на Рогатицу. Тут жили богатые посадские люди новгородские. Тут же, он знал, находился и дом Афанасия Афанасьевича Горбачева.

Но где он? На улице ни души.

Вот, на его счастье, из калитки одного дома вышел озираючись какой-то мужичонко.

— Дядюшка, а дядюшка!.. — окликнул его Карасев.

Тот взглянул и чуть было не дал тягу, но Семен Иванович предупредил его, обскакав наперерез.

— Родимый, не погуби, не повинен в изменном деле, — упал тот перед ним на колени.

— Какое тут изменное дело!.. Где тут дом купца Горбачева?

Мужичонко даже ошалел от такого неожиданного вопроса. Семену Ивановичу пришлось повторить его.

— Горбача-то… А вон насупротив!.. — поднялся с колен успокоенный мужичонко. — Только его самого надысь прикончили, — добавил он, сделав выразительный жест рукою.

Карасев направился к воротам указанного дома, а мужичонко все-таки тотчас же дал тягу и скрылся в тех же воротах, откуда вышел.

Ворота указанного Семену Ивановичу дома были отворены настежь.

Он въехал во двор, осторожно слез с седла и, положив на левую руку бесчувственную Аленушку, правой привязал коня к столбу находившегося во дворе навеса.

Бережно понес он свою драгоценную ношу в дом.

Дверь в доме тоже была открыта настежь.

Он вошел в первую горницу.

С первых же шагов было видно, что дом разграблен дочиста.

Семен Иванович положил Аленушку на лавку. Она не подавала никаких признаков жизни.

Он вышел снова на двор, добыл в полу кафтана чистого снегу и начал смачивать ей лицо, виски.

Холодная влага подействовала. Несчастная глубоко вздохнула.

— Аленушка! — тихо окликнул он ее.

Она с трудом открыла, видимо, от слез потяжелевшие глаза.

— Сеня… Сенечка!..

Она сделала движение встать, но не могла.

— Лежи, лежи, родимая!

— Где отец?

— Жив, здоров, не тревожься…

— Неправда… Тот сказал… палками… — еле слышно простонала она.

— Брешет он, рыжий пес, брешет… Не тревожь себя, родная… для меня…

— Для тебя?.. А почто я-то нужна тебе такая… сегодняшняя?..

— Дорога ты мне была и есть… невеста моя ненаглядная, — наклонился он к ней и поцеловал ее в лоб.

— Не тронь! — вскинула она на него свои чудные, истомленные страданьем глаза. — Не стою я тебя… Я погибшая…

— Что ты, что ты, родная, не гони меня от себя, твой я, по гроб жизни твой!

Он начал горячими поцелуями покрывать ее холодные руки.

В это время в соседней горнице раздались чьи-то слабые шаги.

Карасев торопливо обернулся, положив руку на кинжал. Он, видимо, ожидал врага и готов был до последней капли крови защищать свою ненаглядную, пришедшую в себя невесту.

Дверь скрипнула и отворилась. На ее пороге появилась одетая в лохмотья исхудалая старуха: космы совершенно седых волос выбивались из-под сбившегося набок повойника.

Пересохшие губы были искажены как бы от невыносимого внутреннего страдания, глаза дико горели каким-то неестественным блеском.

Женщина протянула вперед свои почти голые, костлявые руки.

Семен Иванович снял руку с кинжала и как-то невольно отступил назад перед этим страшным видением.

— Ты здесь, душегубец… опять! — прохрипела старуха.

— Кто это? — почти в паническом страхе произнес Карасев.

Елена Афанасьевна сделала усилие и присела на лавке.

— Агафьюшка! — тихо проговорила она.