В первых рядах мюридов, плотным кольцом обступивших Дервиша Гасана, произошло резкое движение. Вперед выступил Юсиф с бурно вздымавшейся под распахнутой хиргой. грудью.
- Я не отступник, дервиш Гасан! Я не с ними! Ты видишь - я здесь, со всеми! - раздраженно выкрикивал ом. Но лекарь слышал только свою беду, свое отчаяние.
- Оплот надежды нашей покидает нас, эй, мюриды! - причитал он. Объединитесь и волей, равной воле Хакка отмените решение! Не дайте Устаду сдаться! - призывал он. - Если восстание требует жертвы, то почему жертвой должен стать Фазл? Если мы все готовы пожертвовать собой ради Фазла, то как же примириться с тем, что Фазл сам приносит себя в жертву? Кто мы и что мы без Фазла, эй, мюриды? - вопрошал он.
Мгновенный гул, вызванный протестом Юсифа, затих, толпа молчала, и только горячее дыхание в холодном утреннем воздухе выдавало волнение собравшихся здесь людей.
Дервиш Гасан повторил свою страшную весть и, на мгновение застыв, уставился с изумлением на молчащих, тяжело дышащих людей.
- Вы что, мюриды, не слышите меня?! По воле предателей Устад отсюда направился в Шемаху! Я зову вас на джахад!.. Почему вы не отзоветесь, эй, мюриды?! Окаменели вы, что ли?! - В голосе его звучало такое отчаяние, что казалось, сейчас разорвется сердце.
И толпа всколыхнулась. Тяжело ступая, вышел вперед внушительный человек, отличавшийся от безбородых мюридов в белых хиргах густой бородой и длинной голубой абой, - мовлана Таджэддин. Утверждая, что сход созывается против воли Хакка, он тем не менее прибыл сюда одним из первых и, как, если бы не было никакого спора, помогал соорудить высокий минбар при свете костра. И сейчас он стоял, спокойный и степенный, перед дервишем Гасаном, сеявшим страх и сомнение,
- Как не окаменеть нам, дервиш Гасан?.. Факел Устада в твоих руках, и мы не вправе усомниться в твоих словах, - начал он неспешно. - Спор в группе халифов и возвращение Устада обеспокоили и нас, дервиш Гасан. И у нас немало сомнений и подозрений. Но халифы наши всегда были преданными и разумны. Как нам поверить в отступничество совершенных, каждый, из которых олицетворяет Хакка, а все вместе равны Фазлу-Хакку?!
- Но я же говорю вам, что они приняли решение о сдаче Фазла! Разве я не такой же, как и ты, правдолюбец и мюрид Фазла? Почему же ты не веришь моим словам? Или человек, носящий эту священную одежду, - дервиш Гасан дернул ворот своей хирги, - способен на ложь, мовлана? Предатели вручили свое решение мовлане Махмуду, чтобы он передал Фазлу, но Махмуд порвал и выкинул его. Они попытались передать с Гусейном Кейа, но и Гусейн отверг его. Даже Амин Махрам, назвав решение позорным, отказался быть посредником в этом деле. И тогда они вынуждены были вернуться в Баку, чтобы уговорить Дервиша Гаджи передать эту подлую бумагу. Все это я слышал из уст самого Фазла! Ты все еще не веришь мне, мовлана Таджэддин?!
У людей, еще плотнее обступивших их обоих, лица были бледны; ни у кого уже не осталось сомнений, что подтвердились самые худшие подозрения, что халифы действительно предатели. Но лицо мовланы Таджэддина сохраняло непостижимое спокойствие.
- Я верю твоим словам. И не сомневаюсь в том, что ты слышал все это из уст самого Устада, - сказал он. - Но я не верю и никогда не поверю, чтобы Устад назвал своих халифов предателями! - Полные щеки его покраснели сквозь густую шелковистую бороду, большие выпуклые глаза засверкали; вспыхнув неожиданно, мовлана Таджэддин всем корпусом повернулся к людям. - Я, нареченный своим Устадом именем Таджэддин, не верю в отступничество своих соратников и сотоварищей! - мощным голосом крикнул он,
И откуда-то, будто из-под небес, раздался знакомый и родной всем голос:
- И правильно поступаешь, мой досточтимый Таджэддин! В мире "анал-хакка" нет измены!
Это был голос Фазла.
На плато, стоящем на одном уровне с горизонтом, уже светлело утро, в то время как лесистый склон ущелья еще был окутан предутренней мглой; поэтому фырканье поднимающихся лошадей и звон стремян слышались совсем близко, но всадников не видать было, и голос Фазла доносился из невидимого пространства.
- Дервиш Гасан, так ли тебе было сказано? Почему ты исказил смысл наших слов, сын мой? - снова послышался голос Фазла.
Лошади, пуская из ноздрей клубы пара, вынырнули наконец из темноты, и мюриды мощным потоком двинулись навстречу Фазлу, ехавшему впереди всех.
Никто не помнил, чтобы Фазл начал говорить, не доехав до места и не спешившись.
- Халифы мои верны учению и дороги мне по-прежнему, сыны мои! - говорил Фазл. - Учение наше распространяется все шире, и человек пробуждается от дремучего и гибельного невежества, а это означает, что дела моих халифов плодотворны. Решение же, принятое ими, касается личной судьбы человека по имени Фазлуллах Найми и не имеет никакого отношения к нашему восстанию. Заверяю вас: если в том не будет нужды, я не соглашусь с этим решением и не разлучусь с вами, дорогие мои.