Совершенные члены меджлиса совершенных, забыв о том, что Фазл, называемый богом, есть в то же время человек и, подобно всем, находится на пути познания, обожествляли его и, утверждая, что "все идолы ложны", поклонялись ему, а вместе с ним и всему, что связано с ним, начиная с хирги и кончая деревянным мечом, как идолопоклонники. "Все истины узри в нем и не ищи иной", - говорили они и тем самым закрывали себе и другим путь к познанию. И не по этой ли причине предано забвению главное положение учения, согласно которому все в мире построено на воздействии наивысшего на простейшее, совершенного на невежественное? И не потому ли, что забыто главное положение учения Фазла, никому из совершенных не пришло на ум послать дервиша на намаз пред Дивом и воздействовать на него? И теперь, когда Насими пришел к этой мысли, ему говорят: "Это безумие!" Даже сейчас, когда он получил право на безмерность, они стремятся ограничить его и не могут в такой тяжкий и опасный час, когда решается судьба каравана, обойтись без излишних споров.
И разве вчера вечером не сам дервиш Фаада доставил ему послание мовлана Таджэддина, в котором тот для сведения всех рыцарей символического меча писал со слов Фазла: "Учение наше должно распространяться до тех пор, пока последний правитель на земле не заменит свой меч деревянным символическим мечом. Колебания в караване будут происходить до тех пор, пока все армии в мире не обезоружены и существует опасность и страх. Чтобы терпеть и не допускать ошибок, мои дервиши должны хранить верность единственно истинному оружию священному символическому мечу и, не страшась никого и ничего, проповедовать, дабы доказать ложность идолопоклонничества и единство человечества. Всюду и всегда, во всех обстоятельствах опираться на могущество священного символа и только в нем одном видеть спасение". Память Насими восприняла в себя слова эти сразу и целиком, потому что слова Фазла уже жили в нем, зародившись как результат непрерывных раздумий о судьбах каравана на пути единства.
Выслушав вчера у стен Шемахи вести Дервиша Гаджи, он понял, что погром неотвратим, и тогда-то и решился на намаз перед Дивом.
Так уж трудно понять это дервишу Фааде? Или, быть может, он, как когда-то, снова перешел на позиции халифов и Юсифа?
Насими резким движением отбросил головешку, потер лицо мелким песочком с родникового дна, умылся и, не заметив, что гасиды накрыли для него отдельную скатерть во главе, подсел сбоку, ниже всех, и поверх очага посмотрел в лицо дервишу Фааде.
- Моя решимость свершить намаз перед Дивом - это не безумие, а совершенство, Фаада! - сказал он с укором: протестующие глаза его стали, казалось, еще больше. - Если вернусь жив, расскажу вам о плодах своего намаза, и, надеюсь, вы никогда больше не повторите ошибку халифов и не станете пытаться ограничить меня.
Гасидов ошеломили эти слова. Халиф, с проявившейся в нем волей Хакка, опасался ограничений. Фаада, лицо котрого от постоянной верховой езды на солнце и ветру стало похоже на лицо абиссинца, чуть приметно покраснел.
- Как мы можем ограничить тебя, Сеид? - сказал он. - Если мы когда-то доносили халифам о том, что ты открыто провозглашаешь тайные истины, то это было по неразумению нашему и по приказу халифов. Мы, гасиды, давно поняли, что Фазл углядел в тебе высший дух. А сейчас мы высказываем тебе наши опасения. Всю ночь мы изумленно спрашивали друг друга: зачем это дервишество? Мы знаем смысл и причину самопожертвования Фазла, но какой смысл в гибели Насими? Вот о чем мы думаем. Если бы ты предпринял дервишество в армию, то мы могли бы предположить, что ты намерен разыскать Тайного мюрида и, с его помощью проникнув к наследникам, изучающим нашу правду, попытался поправить дело их руками. Но ты идешь не в армию, ты идешь к Диву! Прости меня, Сеид, и растолкуй: если такое дервишество возможно, то почему сам Фазл ни о чем таком не говорил?
- Потому, что он не знал дервиша, способного воздействовать на Дива, просто и ясно ответил Насими.
- Воздействовать? - изумленно переспросил дервиш Фа-ада. - Ты намерен воздействовать на Дива?
Насими посмотрел на солнце, напоминая о времени, - на продолжение спора у него не оставалось ни времени, ни желания.
- Какое еще может быть у меня намерение? - нетерпеливо спросил он. - Не милости же просить иду к нему!
Фаада медленно обвел взглядом лица своих товарищей, и все гасиды заговорили враз.
- Воздействие на Дива невозможно! У него каменное нутро! Ничто его не поколеблет! - говорили они.
- Не ходи, Сеид! Не губи себя! За три дня срока Фазл найдет какой-нибудь выход, - говорили они.
Ни Фаада, ни товарищи его не сомневались в своей правоте. Воздействовать на чувства Дива было равнозначно тому, чтобы сдвинуть мир с его оси или переменить климат на земле. Но Насими и сам знал это, и не было нужды говорить ему об этом. Всю ночь до утра он лишь о том и думал, как невозможное сделать возможным, и в первую очередь попытался точно и ясно представить себе природу объекта воздействия.