Судный день

Алета задернула тяжелые бархатные шторы. Она подумала о том, чтобы побродить по улицам элегантной австрийской столицы, но потом отказалась от этой мысли, впрочем, вовсе не потому, что боялась гулять в ночное время. Город, где Моцарт провел свои лучшие в творческом отношении годы, считался одним из самых безопасных в Европе. Просто ей хотелось поберечь силы и сохранить свежесть для первого дня конференции, когда должны были прочитать свои доклады некоторые видные ученые, работающие над расшифровкой иероглифов майя. Известный майянист монсеньор Матиас Дженнингс также завтра выступит со своим докладом «Мифы майя». Она была в корне не согласна с точкой зрения этого высокопарного иезуитского священника, считавшего, что майя были кровожадными и воинственными дикарями, но тот всегда был очень категоричен и любил поспорить; это неизменно привлекало внимание прессы, и Алета с удовольствием предвкушала возможность публично бросить вызов его теориям.

Алета взяла свой бокал вина с мраморной полки над камином, повернулась и почувствовала, как под весом ее тела качнулась одна из половиц. В обычных условиях природное любопытство археолога заставило бы ее обратить на это внимание и выяснить, в чем тут дело, но после долгого перелета из Гватемалы она чувствовала себя очень уставшей и поэтому просто направилась в спальню. А жестяной ящик, который ее дед спрятал здесь в 1938 году, остался на своем месте, как и семьдесят лет назад, когда в этой квартире проводили обыск гитлеровские коричневорубашечники.

* * *

О’Коннор вышел из тени колокольни Святого Рупрехта, спустился по обледенелым ступенькам короткой лестницы на площадь Морцинплац и на расположенной неподалеку остановке Шведенплац запрыгнул в старинный трамвай. Он устроился на деревянном сидении и, пока трамвай тарахтел по знаменитой Рингштрассе мимо крыш новой городской ратуши, здания парламента и оперного театра, смотрел в окно и думал, что никогда не устает от величавой красоты австрийской столицы. Он сошел на Кертнер Ринг и немного прогулялся пешком до отеля «Империал» — бывшего дворца принца Вюртембергского Филиппа. Здесь в свое время останавливались Никита Хрущев, Индира Ганди, Элизабет Тейлор с Ричардом Бартоном, а также Брюс Спрингстин, Мик Джаггер и Хиллари Клинтон. О’Коннор слышал, что в 1960 году номер здесь пытался снять Рудольф Нуриев, однако поначалу ему отказали — его джинсы явно не соответствовали формальному этикету заведения; но в этот момент туда вошел лорд Сноудон, который узнал восходящую звезду балета. Сноудон лично проводил Нуриева в бар, после чего тот все-таки получил свой номер.

О’Коннор направился в тот самый бар с мягким освещением, и одна из светловолосых служащих гостиницы, одетая в элегантный оливково-зеленый костюм с золотой отделкой, одарила его лучезарной улыбкой. О’Коннор кивнул в ответ, но, избегая любых возможных двусмысленностей, молча залез на высокий табурет у барной стойки, обитый мягкой кожей.

— Шампанского, пожалуйста, Клаус. — В любой гостинице О’Коннор считал необходимым познакомиться с двумя людьми: с главным консьержем и главным барменом.

— Дом Периньон или Моэт, мистер О’Коннор?

— Лучше Моэт, спасибо.

О’Коннор оглядел зал, в котором было сильно накурено. В дальнем конце сидела группа солидных австрийских мужчин, а их красавицы жены вели между собой тихую беседу за кофейным столиком у окна, завешенного малиновой с золотом портьерой.

— В этом отеле повсюду бросается в глаза золото, — заметил он, глядя на изящные золотые эполеты на униформе улыбавшейся ему девушки.

Бармен тоже улыбнулся, покосившись на пузырьки, поднимавшиеся из хрустального бокала О’Коннора, в который лилось шампанское.

— Во время войны, когда в этом баре работал еще мой отец, основными посетителями здесь были нацисты. А бункеры, где они хранили свое золото, по-прежнему используются.

— Они хранили свое золото здесь?

— Когда Гитлер вошел в Вену, он останавливался в этом отеле, и здесь они со своим министром иностранных дел Иоахимом фон Риббентропом аннексировали Австрию, после чего она вошла в состав Третьего рейха.

После триумфального вступления фюрера в Вену, сразу после аншлюса, балкон отеля был украшен громадными красночерными транспарантами со свастикой и символом Единой Германии — немецким орлом. Когда О’Коннор попадет в джунгли Гватемалы, у него еще появится повод задуматься над тем, какая ирония судьбы заставила его выбрать этот отель.

— Немногие это помнят, мистер О’Коннор, но нацисты при строительстве бункеров под этим баром использовали армированный железобетон. Туннели, которые они тогда построили, ведут за стены отеля, а выход спрятан под Думбаштрассе, — добавил Клаус.

О’Коннор знал эту улицу, пролегавшую с западной стороны «Империала» и начинавшуюся от расположенной перед отелем площади Кертнер Ринг.

— Защита от бомбежек, — вслух сказал он.

Клаус улыбнулся.