Судный день

— Да. Я не знал, как. Или когда, — сказал он небрежно. — Потому что я не знал Линкольна. Но я знал тебя. И я знаю, что такое потерять тебя однажды. Ни один человек в здравом уме не отпустит тебя во второй раз, — убежденность вытравила его красивые черты и вылилась в его слова. — По крайней мере, не без борьбы.

Люцифер медленно встал, разминая ноги. Он подошел к Грею и остановился перед его креслом. Мое сердце бешено колотилось, когда он стоял там, встречая внимательный взгляд Грея. А потом он сел. Как будто он знал Грея много лет.

Я улыбнулась.

— Я думаю, ты ему нравишься, — Люцифер хорошо относился к девушкам, которые приходили, был осторожен и нежен. Как будто он знал. Но он был сторожевым псом, выведенным для защиты, а Грей был чужим в его доме.

— Я думаю, он пытается понять, кусаюсь ли я в ответ.

Я рассмеялась.

— Животные видят то, чего не видят люди. Они видят изнутри, — мое выражение лица стало серьезным. — Я знаю, кем ты себя считаешь, Грей. Но правда в том, что ты не плохой человек.

— Я не хороший человек, Лирика. Если бы ты могла сейчас читать мои мысли, ты бы это знала, — он откинулся в кресле, лицо его было нечитаемым.

— О чем ты сейчас думаешь? — мы были слишком глубоко, чтобы остановиться сейчас. Даже если бы я могла, я не хотела.

— Я знаю, что ты принадлежишь ему, но я не могу перестать думать о тебе.

Мое нутро упало. Порхали бабочки. Мои щеки пылали. Я знала, что его следующие слова уничтожат меня, но я была слишком далеко. Слишком зависима. Я хотела большего.

— Я нашел тебя в кабинете Уинстона по ошибке. Тебя там не должно было быть. Но когда я увидел тебя, как ты выглядела… — он вздохнул. — Черт, — он облизал губы, и я была захвачена этим движением, тем, как его язык высунулся, а губы надулись, когда он скользнул по ним. — То, как ты получаешь удовольствие, завораживает. Ты владеешь им. Как ты открываешься, как темнеют твои глаза, какие звуки ты издаешь, — звук, похожий на стон или низкий рык, раздался глубоко в его горле. Он был темным, сексуальным и опасным. Я жаждала услышать его снова, на своей шее, в своем ухе. Господи, Лирика, усмири свои кусочки.

— Твое тело так чертовски отзывчиво. Я не мог отвести взгляд, — связки на его шее напряглись от эмоций, которые он пытался сдержать. — Конечно, я ревновал. Я хотел, чтобы это был я. Но в тот момент — смотреть на тебя, слышать тебя — это было все, что имело значение. Вот почему я стоял в дверях.

— А сейчас? Почему ты здесь сейчас? — все мое тело гудело от энергии.

— Потому что я хочу увидеть это снова, — он был так уверен в себе, ни единой трещинки в его ровном голосе. — Я думаю, ты тоже этого хочешь, — воздух зарядился между нами. Мое гудение столкнулось с его силой. — Тебе понравилось, что я смотрю, — я перестала дышать. — Его поклонение, — его член вздымался, упираясь в ткань брюк, как пугающая, мощная вещь. — Но в следующий раз, малышка, я буду не только смотреть, — его голос понизился. — Я тоже хочу поклоняться.

Я вспомнила все те времена, когда я желала его прикосновений, все те времена, когда я сидела перед ним обнаженная, пока я принимала ванну, а он читал, и то время, когда он сказал мне, что никогда не полюбит меня, и какая-то часть моей души знала, что это ложь.

— Почему сейчас? У тебя было четыре года наедине со мной, и ты никогда не прикасался ко мне, — мои мысли оборвались. — Это из-за нее? Потому что ты трахал ее, — это прозвучало как ревность. Я не хотела этого. У меня не было права ревновать. Но я хотела знать. Какая-то часть меня нуждалась в этом.

Его глаза смягчились.

— Нет. Я не трахал Сэди. Я никогда не прикасался к тебе, потому что не хотел превращать тебя в еще один продукт Братства, вынужденный жить жизнью, которую ты не выбирала, быть с мужчиной, которого ты не любила, пока ждала того, кого любила, — его голос стал холодным на последнем слове. — Я не хотел, чтобы ты испытывала горечь, обиду и безнадежность, — пауза. — Я не хотел превращать тебя в нее.

Чушь.

— Разве ты не видишь, Грей? Я стала продуктом Братства в ту минуту, когда Малкольм Хантингтон объявил меня своим врагом. Я не выбирала этого, — я жестом указала на дом и лес вокруг нас. — Я не выбирала, чтобы моя личность была стерта или чтобы я отказалась от выпускного с друзьями или учебы в колледже, — эмоции кипели и бурлили в моей груди. — Я понимаю, почему ты держался от меня подальше. Я уважаю это. Ты думал, что поступаешь благородно. Ты думал, что защищаешь меня, — я перевела взгляд на него. — Защищаешь ее, — это всегда было связано с ней. Сэди — садистка. Это было мое новое прозвище для нее. — Но все, что ты сделал, это отобрал у меня еще один выбор, — вот, я сказала это. Облегчение нахлынуло на меня, наполняя легкие воздухом, когда мне казалось, что я тону.

— Что это был за выбор, Лирика? Какой выбор я забрал? — холодность в его тоне была почти жуткой.

Линкольн вникал во все, что делал. Его эмоции были нервными, осязаемыми. Вы чувствовали их в каждом его слове.

Грей был загадкой. Он ничем не выдавал себя.