Судный день

– В стене, над самым большим кровавым пятном, я наткнулся на отверстие от выпавшего сучка. – Томас соединил указательный и большой пальцы, так что получилась окружность. – Это отверстие будто специально создано для того, чтобы воткнуть в него рукоятку ножа, – и профессор вставил рукоять ножа в отверстие, – так что нож прекрасно в нем держится, – с грустью во взгляде Томас повернулся к пастору Якобу, – и тогда я понял, что вы воткнули нож в стену и сами нанесли себе рану. Все мои прежние предположения тоже оказались верными. Именно вы сначала убили графа, а впоследствии заткнули рот крошке Марии, лишив ее жизни. – Томас протянул руку: – Будьте любезны отдать мне Библию.

Краем глаза я заметил, как Альберт поднялся и подошел ближе. Сначала пастор нервно теребил книгу, но затем вдруг бросил ее Томасу и, подскочив сзади к Бигги, прижал к ее горлу небольшой нож. Мы и глазом моргнуть не успели. Бигги стояла, запрокинув голову, так что видна была лишь бледная кожа на ее шее. И тогда пастор заговорил – и его тихий, обстоятельный голос испугал меня сильнее, чем любые вопли и крики:

– Для вас, профессор, больше не существует Бога, поэтому вам не понять, но мой Бог сказал мне: “Да не пощадит его глаз твой: глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку и ногу за ногу”[26]. Возмездие станет последним моим деянием, и меня никому не остановить.

Альберт как вкопанный замер посредине комнаты. Пастор сильнее прижал лезвие ножа к нежной коже Бигги и кивком указал конюху на стул возле двери. Все это произошло так быстро, что в голове у меня крутилась лишь одна мысль: откуда взялся этот проклятый нож?!

Томас поднял с пола Библию и, беспокойно поглядывая на Бигги, будто бы с отсутствующим видом начал прощупывать книжный переплет. Судя по всему, профессор пытался отыскать там какой-то механизм.

– И кому же вы, пастор, собрались отомстить? В чем вина графа? И что вам сделала Мария? – печально спросил Томас, с любопытством, но без осуждения. В этот момент переплет под его пальцами продавился со стороны корешка, и под деревянной пластиной я увидел углубление в полпальца шириной, откуда Томас вытащил тонкий металлический стилет. Посмотрев на рукоятку ножа в руках священника, я догадался, что нож он тоже достал из-под переплета.

Пастор зорко наблюдал за профессором, однако его, видимо, не смутило, что орудие убийства найдено.

– Профессор сам сказал – именно люди короля убили моих детей. Горе, причиненное ими, свело в могилу мою супругу. По королевскому приказу солдаты двинулись через Хиндруп. И король должен заплатить за их злодеяния.

Томас медленно покачал головой:

– В Библии написано также: “Сердце царя – в руке Господа, как потоки вод: куда захочет, Он направляет его”[27]. Значит, даже самый могущественный правитель действует по велению Божьему, и все мы лишь исполняем Его приказы, – и, веско проговаривая каждое свое слово, Томас закончил речь так: – Нет, пастор, не воля Господа толкает вас к мести, а ваша собственная скорбь. – Томас на секунду задумался и добавил: – К тому же король Христиан Пятый уже умер.

Пастор на миг отвел глаза, будто взглянув куда-то внутрь себя. Я вдруг испугался: мои руки так крепко стиснули рукоять пистолета, что удивительно, как он не выстрелил. Осторожно разжав пальцы, я задумался, смогу ли я выстрелить в пастора, но отбросил эту мысль: из-за Бигги выглядывала лишь его голова и плечо, к тому же стрелять я толком не умел, поэтому, скорее всего, попал бы в Бигги или в кого-то из четы фон Хамборк, замерших за спиной пастора, по другую сторону стола. Трактирщик вскочил и сейчас беспомощно потирал руки. “Только бы он не натворил глупостей!” – подумалось мне. Хозяйка побледнела и вцепилась в столешницу.

Пастор медленно открыл рот, собираясь с ответом. Его серые глаза потемнели и походили теперь на глубокий колодец.

– Господь сказал Моисею: “Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода”[28]. – Его голос окреп и зазвучал увереннее. Видимо, пастор вновь обрел внутреннее равновесие. Он слегка ослабил хватку и, стараясь унять боль в спине, переступил с ноги на ногу.

Но Томас не сдавался.

– Господь сказал Моисею: “Не убий”, а в Евангелии от Матфея написано: “Кто же убьет, подлежит суду”[29], – убедительно проговорил Томас, – исполните же волю Божью, Якоб Фриш, и предстаньте пред судом.

– Только пред Страшным судом в последний для этого мира день, – машинально подняв голову, пастор посмотрел на часы, а за ним – и все остальные. Трактирщик испуганно ахнул: длинная стрелка только что миновала цифру “сорок пять”. – В последний день перед Страшным судом, который вот-вот наступит… – повторил священник, при этом губы его скривились в некоем подобии улыбки, но в глазах горел гнев, поэтому улыбка эта скорее испугала меня, – у меня не будет других судей, кроме Всевышнего! – Выкрикнув это, он дернул рукой, в которой сжимал нож.

На шее Бигги выступила красная капля, но женщина не шелохнулась. Она посмотрела на Томаса, и тот спокойно кивнул, хотя лицо его блестело от пота.