Судный год

Перед тем как уснуть, успеваю еще увидеть, как волнующееся лицо Лиз под шум дождя беззвучно стекает в воронку посреди кружащихся по потолку теней. Душа, разбухшая от воспоминаний о ней, от скопившихся слов, которые я ей так и не сказал, не смог произнести вслух, понемногу заполняется другой пустотой, идущей от центра воронки, – что-то беспредметное и прекрасное без краев и без центра, чистая яркость, как небо, заря или море. Ведь кроме Лиз нет ничего в Бостоне, нигде нет ничего, что было бы моим… И лицо ее по обеим сторонам сна поджидает меня.

Шум дождя понемногу заглушает мысли. Прижав руки к бокам, медленно плыву на своей постели с широко разинутым ртом внутри чистого без единой соринки света, несмотря на все свои сомнения, совершенно счастливый, и наконец засыпаю в безбрежный свет. Чтобы опять увидеть Лиз, жену моих снов, в самом центре этой светоносной пустоты. Сначала одни глаза, а потом всю. Снова всем телом почувствовать осторожно танцующие прикосновения пальцев, губы, дыхание… И дремота, принявшая ее форму, форму ее тела, обнимает, поглощает меня.

Теперь, после всего, что происходило между нами наяву, она появлялась каждую ночь… и наполненное ею вещество снов становится все более вязким, все труднее из него выбираться…

15. Лесной со-бор на двоих

(недалеко от Бостона, 27 октября 1991 года)

Лиз пришла сразу после ланча, и целых два часа мы провели у меня в кровати. А теперь, наполненные друг другом, бродим в лесу-заповеднике недалеко от Бостона. Мягкая осенняя ростепель. Пора ярких умирающих листьев, воздуха, пропитанного густыми лесными запахами, пора спокойного обостренного зрения. До этого мы не встречались уже пять дней. О приезде Майкла Лиз так и не рассказала. Сегодня, двадцать седьмого октября, день моего рождения. Она об этом, конечно, не знает, но лучший свой подарок я уже получил.

Всего одна взбегающая по пригоркам тропинка, сохранившая еще гальку и песок после совсем недавно ушедшей воды, ведет сюда сквозь шуршание листьев. Сквозь тонкий писк счастливых комаров, празднующих свое последнее солнце, сквозь слоистый настой из хвои с костяникой, жухлых грибниц и коры, накопившийся за лето в теплых воздушных ямах. Я очень хорошо помню этот лес, хотя никогда раньше здесь не был. Его мягкое свечение, нарезанное на узкие полосы темными стволами. Он вполне мог бы быть где-нибудь на берегу Медного озера возле Ленинграда.

Лиз идет чуть впереди. Не стесненные лифчиком груди плавно покачиваются. Ветер легко целует ее в губы, приподнимает шуршащую юбку. Тоже хочет раздеть? Мысли у меня все еще довольно грязные. Просто научился наряжать их в чистые красивые фразы перед тем, как произносить.

Вдоль этой самой лучшей в мире тропинки взъерошенные воробьишки, как набухшие почки, застыли на ветвях. Холмистый ковер с золотыми заплатами, расстеленный по обеим сторонам, усеян влажным валежником и весь дышит своей замшевой влагой. Ковер оторочен бледно-зеленым мхом с потрепанной бахромой. Сейчас в нем отчетливо проступают резные кружева теней, переливающиеся ручейки тоненьких муравьиных троп. Если внимательней присмотреться, можно разглядеть сложный узор из сплетенных знаков заповедного леса – красных бусинок брусники и волчьей ягоды, неровных стежков сосновых иголок, круглых зеркалец черной, с алыми разводами воды, чуть подернутой девственной гнилью, шорохом бурых, желтых, коричневых листьев. И я полной грудью вдыхаю все эти запахи.

Мерцают в засохшей густой паутине одинокие капли дождя. Корчатся между корявых коряг посреди веселой слякоти переломанные голые ветки кустов. Торчат из-под ковра прорехи изъеденных дождем и солнцем, ноздреватых, непрерывно меняющих окраску валунов. Переломанные желтые лучи прорастают между ними, снова растворяются в призрачном воздухе. И весь ковер, все его ликующее многоцветье – словно неровный мягкий пол распахнутого настежь для всех лучистого собора, окрашенного в цвета осени. По краям ослепительно синего купола над ним солнечный ореол. Сам купол опирается на деревья, а по всему контуру живых курчавых колонн плывут многоярусные тучи.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к Лиз.

– Стой, не двигайся. – Кладу ей на плечо тоненький прутик. Ветки, листья, сквозистые тени покачиваются в синем блеске ее зрачков. Порыв ветра взметает воробьиный щебет. – За заслуги в великом и трудном деле любви к Бостонскому Ответчику, Грегори Маркману, награждается Лиз Лоуэлл орденом осеннего леса первой степени. – Перед вручением награды Лиз запрокидывает голову и обеими руками поправляет каштановые пряди, присыпанные солнечной пыльцой. Ее тень раскидывает крылья, готовясь взлететь. – Можете поцеловать награждающего.