Читаем Судоходство в пролет полностью

Пятьсот рублей нашлись на полу, они лежали под прилавком.

Понятно, что околдовали.

Разве я сам выроню пятьсот рублей? Это лишь доказывает, что я перешел на следующий уровень и способен противостоять своей магией мелким недоброжелательным элементам, которые вьются вокруг нас, эфемерные, стремясь нагадить.

<p>Нечисть приносит извинения</p>

Положительно, в доме обитает нечисть. И похоже, что она сама почуяла, что переборщила со мной. Что так нельзя.

Поэтому вещи стали не только пропадать, но и появляться.

Вчера появились Тапки.

Синие, очень удобные, мой размер. Мужские такие.

Ладно бы я их нарыл в каком-нибудь углу, нашел в загашнике.

Ладно бы они остались после недавнего квартирника.

Нет. Их не было еще вчера днем.

Когда я вернулся вечером, они стояли посреди коридора. И чудилось мне, будто рекут они: повинную голову не секут, вот мы, отныне твои мы.

Им неоткуда было взяться такими вот, посреди коридора.

Хорошо. Посмотрим. Я в них хожу.

Я принимаю извинения нечисти, но предупреждаю: если еще хоть раз…

Потом выяснилось, что тапки давным-давно купил мне отчим. Но кто их выставил в коридор? Угодничество, неприкрытое.

<p>Половинчатость</p>

Странные вещи вокруг меня множатся и забирают в кольцо.

Интимное: у меня не было мусорного ведра.

Вернее, оно когда-то было, но потом тесть замесил в нем не то цемент, не то железобетон, и оно сделалось непригодным к целевому использованию.

Поэтому я пользовался обычными пакетами. В них все набивалось, постепенно, а потом уносилось на помойку, где кем-то, вероятно, разбиралось.

Сегодня добрый отчим пошел, купил и подарил мне ведро.

Вся закавыка в том, что это половина ведра. Вот вообразите себе целое и распилите пополам. Получится то, что теперь есть у меня. С полукрышкой.

Туда суют опять же пакет, которому и без ведра было по кайфу, а вот внутри ведра отчаянно неуютно, и я вынуждаюсь вглядываться в мусорный сумрак, чтобы определить, где заканчивается ведро и начинается пакет, и наоборот.

Мне неуживчиво с этим полуведром в одной квартире. Это вообще больше похоже на почтовый ящик – по всем параметрам.

<p>Прощенный эфир</p>

Ящик не работал примерно неделю или две, я его наказал.

Но уж больно тоскливо одному сидеть. Надо, чтобы жужжало. А музыки не хочется вовсе.

Так что он заработал снова, и я мгновенно много чего узнал.

Мне очень понравился рассказ про старичка, который поднакопил деньжат и купил себе место на кладбище, сам выкопал могилку, установил памятник, что-то там такое на нем написал.

Я знаю, за границей это в порядке вещей, но у нас еще как-то не очень прижилось, потому что все веруем, дикие, в бессмертную душу, все ждем каких-то милостей, но ведь и перед милостями же все равно придется полежать немного, а то откуда восставать, вот и в церкви так говорят, не отрицают. Но все равно безалаберность в этом вопросе сохраняется. А дело, между прочим, полезное для здоровья. Дольше проживешь! Врачи рекомендуют. Психотерапевты. Примиряет с мыслями о смерти, успокаивает, что твой корвалол. В контексте президентской программы оздоровления нации собственноручное копание могил лично мне представляется важнейшим компонентом.

Один старичок, которого я немного знал, заранее накупил водки с собственным портретом на этикетке и надписью: Не Грустите! Психотерапия в полный рост, он и сам не сильно грустил, хотя и знал диагноз. Во всяком случае, делал вид и сохранял лицо.

Это, опять-таки, и занятие для пожилого человека, которому все равно делать не хрен. Вот он вместо того, чтобы мешаться с тележкой в метро, рассаду возить для кротов, отправляется на кладбище, а лучше – на погост. Красит себе оградку, чистит раковину. Снимает кепочку, отирает трудовой пот, радуется солнцу, озирается. Хороший денек!

Попрощается сам с собой, завтра – опять поздоровается.

Помянет.

По-моему, все исключительно гармонично.

<p>Иконописненькое</p>

Об одном периоде неофитства.

Да.

Почему-то вдруг вспомнилось.

Когда мы начали перестраиваться и скопом бросились креститься, как будто за нами гнался князь Владимир Красно Солнышко, моя супружница очень хотела видеть меня попом.

В смысле батюшкой, священнослужителем. С косичкой. Чтобы вкушал рыжики с белорыбицей и отпускал грехи.

А себя попадьей, матушкой.

И знакомые попы, а то и просто околоцерковный люд, глядя на меня, прямо потирали руки: хоть сейчас, говорили, рукоположим! Таким я выглядел.

Не знаю, что они тогда имели в виду.

Очевидно, то же, что и экстрасенс профессор Журавлев, с которым я работал в 26-й больнице. Он любил подмечать все странное, у него был нюх на разную экзотику.

– Смотри, – он брал меня за юный подбородок и подводил к нашему коллеге, тоже мистику. – Не правда ли – вот здесь, в этом треугольнике… кончик носа, верхняя губа… есть что-то иконописненькое?

Дьявол подслушал.

По иконописненькому-то я и резанул ножом, как по колбасе, когда откупоривал бутылку. Так лишилось формы потенциальное содержание, и я, раз такое дело, предпочел не отпускать грехи, а совершать их.

<p>Белая Ночь</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги