Судороги Земли

После лёгкого ужина и горячего чая (от кофе и шоколада Енор наотрез отказался) Зодчий проводил юношу в свою комнату. Затем вернулся в гостиную, где в выжидательных позах сидели его товарищи. Зодчий некоторое время молчал, собираясь с мыслями и решая, что можно сказать друзьям прямо сейчас, а о чём стоит умолчать до лучших времён. В итоге большая керосиновая лампа горела в гостиной едва ли не до утра — Зодчему было что рассказать, а каждому из его товарищей было, что добавить к нерадостной картине, нарисованной Легонтом…

14

Енор уехал сразу после завтрака, пообещав вернуться через неделю.

Когда повозка юноши исчезла из виду, все вновь собрались в гостиной. После тревожной информации, поведанной Легонтом, заниматься обычными строительными делами никому не хотелось. Печальная новость особенно сильно подействовала на Фархада. И без того немногословный, за последние часы он не сказал ни слова, окончательно замкнувшись в себе. Сидел за общим столом с отрешённым видом, изредка поднимая на кого-нибудь из присутствующих свои тёмные печальные глаза.

Зодчий хотел поинтересоваться причиной подавленного состояния Фархада, но, заметив предостерегающий жест Агути, решил повременить. Гоблин к сообщению отнёсся спокойно, посетовав лишь на то, что они, действительно, очень плохо вооружены. Поэтому всё оставшееся до обеда время провели в обсуждении чисто технических вопросов.

Импульсивный Гоблин предлагал демонтировать авиационную турель с военного самолёта, лежавшего у подножия Зокона уже много лет. Агути категорически возражал. Он рассказал случай на Первой заставе, когда во время «громового» Перехода один из выходцев решил воспользоваться вооружением наполовину сплющенного БТРа.

— И что?.. — Гоблин подался всем корпусом навстречу говорившему Агути.

— А ничего! После третьей очереди началось самопроизвольное детонирование боекомплекта.

— И?..

— И теперь на Первой не четверо выходцев, а только трое…

— Этот парень с Первой сделал правильный выбор… — неожиданно для всех проговорил Фархад. Голос его был спокойным и ровным, словно речь шла о прогулке к колодцу за водой.

— Ты серьёзно? — недоумённо спросил Агути.

— Абсолютно. — Фархад криво усмехнулся. — Знаете, мне иногда кажется, что все мы в этом проклятом мире медленно превращаемся в стадо баранов, у которых в жизни осталась единственная цель: просуществовать ещё один тусклый, бесполезный, никчёмный день в мерзкой белёсой мути без солнца и свежего воздуха…

— А разве этого мало? — осторожно спросил Агути.

— Кому — как… — Фархад поднялся. — Мне — недостаточно.

Он спокойно прошёл мимо стола и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Гоблин и Зодчий вопросительно посмотрели на Агути, словно тот мог знать причину странного поведения их товарища. Агути смущённо потёр лоб.

— Выходцы долго не живут… — сказал он, размышляя вслух. — И не потому, что здесь плохие условия (скорее наоборот). Дело в другом… Частичка каждого из нас осталась не только в том мире, откуда мы пришли, но и где-то в недрах Перехода. У кого-то такая частичка его «Я» может быть крохотной и никак не влиять на жизнь в Зоконе. А у кого-то Переход мог отнять не только прошлое, но и смысл всей нынешней жизни… Видимо, Фархад подошёл к своему Рубикону, и едва ли мы сможем повлиять на его выбор.

— Но ведь он не был таким раньше? — спросил Гоблин. — Я знаю его уже четыре года!

— А я — девять… — негромко сказал Агути. — Думаю, он просто устал.

— Я не устал…

Дверь тихо отворилась — на пороге стоял Фархад. Он склонил голову набок и рассеянно смотрел перед собой.

Прошла минута…

Вторая…

Фархад повторил:

— Я не устал. Я просто… с г о р е л…