Судовая роль, или Путешествие Вероники

Когда проснулась, незадернутое окно чернело поздним вечером, чиркали по бледному свету фонаря резкие тени листьев. В коридоре мама сдавленно беседовала по телефону. Ника прислушалась, языком ощупывая зуб. Не болит. А мама — с Васькой разговаривает.

— Она уже спит. Завтра, я ей скажу, завтра…

— Мам? Я сейчас.

Васька взволнованно сопела в трубку. Сказала кому-то тихо:

— Отзынь. Сичас я. Куся? Куся, слуу-шай, я чего вдруг подумала!

— Чего же?

— А зуб болит еще?

— Да перестал вроде…

— Ой. Бедная Куся, бедная… А давай ты мне завтра дашь свой пропуск, в бонный. А я себе куплю босоножки. У меня, наверное, хватит. Подожди. Не хватай! Это я не тебе.

— Да поняла я.

— Кусинька, ну дай, а? А то мы все собирались и когда же, наконец!

— Там фотка.

— А я очки надену. Черные.

— Васька шпион, — Ника рассмеялась, — ладно, приходи завтра, ну к десяти, поедем.

— О-о-о! — закричала Васька, и вдруг зашептала, еле слышно, от кого-то попутно отбрыкиваясь, — там же моряки да? Не тока жены, там же и мальчики! Да ты что, отстань, я по делу. Иди на кухню, Мить, пожарь, что ли, яйца.

— Вася, ты дождешься, что тебе синяков наставят, ну точно, — Ника тоже шептала, чтоб не услышала мама.

— Не. Я ему сказала, что журналистка, пишу расследование, для «Огонька». Про то, как в валютном продавцы мухлюют. Он мне очки принес, точно как в кино, этот помнишь, лапочка такой, мордатый, носил. В кино про бездну.

— О господи. А что ты еще ему сказала?

— Что мне тридцать восемь. А он совсем дурачок, поверил. Куся, пацаны, если женщина старше пятнадцати, так в любой ее возраст поверят! Потому что — взрослая.

— А ему сколько?

— Семнадцать, — покаянно ответила Васька и хихикнула, — я ж и сказала, думала, отстанет. А он слюнями меня всю закапал, вот грит, так хотел попробовать со зрелой женщиной.

— Тьфу ты, а вдруг и он соврал? Вдруг ему пятнадцать?

Ника оглянулась на прямоугольник просвеченного матового стекла в кухонной двери, подозрительно тихий. И громко сказала в трубку:

— Договорились. Завтра.

После звонка побродила по комнате, беря в руки то наметанную юбку, то книжку с загнутой страничкой. Увидев, что стрелка настенных часов подобралась к одиннадцати, легла, не зная, хотеть ли, чтоб наступил завтрашний день. Васька половину дня займет, уже хорошо.

Сон не шел, зато приходили мысли. Не те, которых так страшилась Ника, о письме думать она устала, и о встрече с Атосом подумала равнодушно, ну напишет песню этой прекрасной Ронке, да и фиг с ними. Думала о Ваське, о том, как однажды та болтала-болтала о лапочках и красавчиках, а после сказала серьезно:

— Думаешь, я не понимаю, что страшненькая? Пусть даже могу бедром и глазом, но все равно. Но вот не отказываются же. Был бы у меня один мужик, я б только на него и смотрела, но видишь, разок-другой перепихнемся и гуляй рванина — к избе подъезжают сваты, уже таскается мой хахаль с другой девкой. Ну и чего мне сидеть, чего ждать? Пенсии — выгуливать пуделя или кошек слюнявить поцелуями? Пусть хоть будет, что вспомнить.

Ника тогда не нашлась, что ответить. Но Ваське поверила, насчет того, что был бы один, так один и был бы. И задумалась над тем, что шебутная Васька со своей слегка циничной философией получает секса в десять раз больше, чем благополучная замужняя Ника.

Однажды в гостях у приятельницы поругалась Ника с полузнакомой дамочкой, которая долго рассматривала ее с презрением и наконец не выдержала и стала высказываться по поводу того, что вот, мол, как жены загранщиков мило в жизни устраиваются. Муж пашет и тряпки везет, а жена в это время…

— Да никогда не поверю, что молодая, здоровая баба (тут она окинула взглядом Нику, сидящую в кресле с чашкой на коленях) полгода живет всухомятку! У всех есть!

— Наташа, да перестань, ну что ты, — урезонивала подругу хозяйка, криво улыбаясь Нике.

Но Наташа, возможно, имеющая какие-то свои причины, подстегиваемая хмелем, стучала по столу кулачком, кричала уже именно Нике, бросая ей в лицо бессвязные слова:

— Да! Да! Такие вот! Бедных их. А ты, значит, работай там! Пока она тут. С-стерва…

Ника встала и ушла. А что отвечать? Рвать на груди платье, божиться? Да кто она ей такая, эта несчастная Наташа, чтоб отчитываться, пока другие переводят глаза с жадным интересом.

Но с тех пор задумываться стала, в общем. Вычитала как-то в статейке, которые стали печатать видимо-невидимо в каждой газете, что через два месяца без секса женщина перестает смотреть на мужские лица, а сперва глядит на штаны. Расхохоталась и вдруг поняла — а ведь так и есть. Идет по улице и выше пояса на встречных парней не смотрит. Потом едет к Никасу, и все проходит, на два-три месяца. Да. Это так. Но разве это повод, чтоб изменять?

Ника повернулась на бок и пихнула кулаком нагретую подушку.