Суер-Выер и много чего ещё

Напугались старик и старуха и спрятались под чёрные рубахи.

Спрятались под чёрные рубахи.

16

…А когда вернулся — его уже не было.

На дне оврага снова послышался треск, и я увидел, как человек с яблоком в кармане сквозь кусты продирается ко мне. Я отошёл, а он вдруг начал ломать ветки, резать ножом берёзу. Потом появился дым.

Ветра не было, и дым передавался по каплям, мельчайшим каплям, которые пронизали воздух. Не люблю мокрый воздух. Вроде и дышишь, и пьёшь.

Снова заныла лапа, не от дыма, конечно, а сама по себе, и всё это вместе — мокрый снег и сырой дым, боль в лапе — раздразнили меня.

Не ожидал я этого дыма. Человек с яблоком в кармане редко раскладывал костёр — и то на опушке или у реки, а в глубине-то леса кому нужен огонь? Наверно, это огонь против меня.

А я не боюсь огня. Конечно, неприятно, если тебе в морду сунут горящую головешку. Но попробуй-ка сунь. Это ещё надо успеть сунуть мне в морду горящую головешку.

В несколько прыжков приблизился я к костру, да зацепился случайно за скрипящую осину. Давно уже упала она и держалась на ветках сосны. Под ветром они раскачивались вдвоём — сосна и осина — мёртвая и живая, тёрлись боками, и нудный такой, тоскливый звук раздавался в лесу.

Мне этот звук приятен. Я бы давно вывернул и сосну, и осину, если бы мне не нравился звук. И лапа ноет, и осина скрипит, — это как-то связано.

Я зацепился — и заскрипела осина. Раньше я не думал, что можно так дёрнуть ствол — и осина заскрипит. Я думал, это может только ветер.

Я попробовал ещё раз, дёрнул — и она заскрипела.

Зря я так скрипел — ясно ведь, что ветра нет, и всё-таки я ещё поскрипел немного.

Потом осторожно пошёл к огню.

Огонь был слабый, а дым огромный. Иногда за дымом даже не мелькало пламени.

Человек с яблоком в кармане стоял, прижавшись спиной к ёлке. Он достал из кармана яблоко и жевал его. Ружьё стояло у ёлки стволами вверх.

Сейчас ни ружья схватить, ни головешки сунуть он не успеет.

17

Спрятались под чёрные рубахи.

А медведь нашёл их, взял да и съел.

Скрлллл… осина скрипит. Это не липовая нога, это — осина, гнилая дуплистая осина, которая упала, но не достигла земли, зависла в сосновых ветках. Я видел её раньше и слыхал, как скрипит она под ветром.

Только сейчас-то к чему осине скрипеть? Ветра-то нет. Неужто Сухолапый?

Скирлы, скирлы на липовой ноге и, главное, чёрные рубахи, под которыми надо прятаться. Да ведь не спрячешься от ужаса под чёрную рубаху.

Костёр разгорался туго, но жар его охватил моё лицо, пар пошёл от мокрой телогрейки.

Я отставил в сторону ружьё и стал доедать яблоко. Из головы никак не выходила осина, скрипящая без ветра. Что-то ещё в этой осине было, кроме скрипа, а что, я не мог понять или вспомнить.

Боже мой, да ведь я давно знаю эту осину. Где же я заблудился? От осины с полкилометра до опалённых бугров, а там рядом и кишемская тропа.

Я даже засмеялся. Заблудился! Где я заблудился? Осина-то вот она. Пошёл обратно по своим следам! Это, конечно, зима такая — тупая голова.

Если б я не поворотил с гривки назад — и не увидел бы следов Сухолапого.

Постой, как же так? Как Сухолапый догадался, что я блуждаю? Как он узнал, что я пойду обратно по своему следу? Нет, он не знал, он никак не знал, что я поверну назад. А может, он вовсе и не преследовал меня, а, напротив, от меня убегал?

Я его стронул, поднял, и он пошёл туда, откуда я пришёл. Там было тише, спокойней.

Шагов через двести он снова случайно попал на мой старый след, и в этот момент я уже шёл обратно. Не шёл — бежал!

Он услышал, как хрустят сучья у меня под ногами, — и сам побежал от меня. Неужели он побежал от меня?

В овраг он скатился на полном ходу — иначе не было бы таких глубоких борозд. Зачем ему спешить? С тремя лапами овраги надо пересекать осторожно. Убегал!

Хорошо, что я положил костёр, теперь-то Сухолапый понял, что я успокоился. Сейчас он, наверное, спокойно возвращается на гривку, туда, поближе к берлоге.

Костёр? А зачем мне костёр? Мне он теперь не нужен.

Я быстро разбросал дымящиеся ветки, затоптал, завалил снегом головешки.

Закинув за плечо ружьё, отошёл от костра.

18

Сейчас уж ни ружья схватить, ни головешки сунуть он не успеет.

Он стоял по-прежнему у ёлки и протягивал к костру то одну руку, то другую. Вдруг он засмеялся и замахал руками. Схватил горящую ветку, отбросил в сторону, потом другую схватил ветку, сунул в снег. Пар и дым смешались, запахло мокрой гарью. Ногами разбрасывал он костёр.

Схватив ружьё, он отошёл от костра. Он шёл быстро, спокойно и уверенно и шёл прямо на меня. Я бы мог отойти в сторону, успел бы, но я не отошёл.

Я встал на задние лапы, выпрямился. Он увидел меня и должен был сейчас стрелять. А яблоко-то своё он всё-таки успел сгрызть. Глупо это — таскать целый день яблоко в кармане и ни разу не откусить.

19

Закинув за плечо ружьё, я отошёл от костра.

Я шёл прямо к скрипящей сосне и вдруг увидел Сухолапого. Кажется, я заметил его первым.

Нет, не багровой в сумерках была его голова. Мне она показалась тёмно-зелёной, а глаза светлыми. Жёлтенькие, что ли?

Сухолапый вздрогнул и поднялся на дыбы.