Суер-Выер и много чего ещё

Я тут же оборотился к нему спиной и пошёл к скрипящей осине. Было всего несколько шагов. Раз, два, три, четыре… я дошагал до осины. Я не знал, остановиться мне или нет.

Я остановился. Тронул осину рукой. Нет, не скрипит. Привалился к ней плечом, и слабо, слабо скрипнула где-то наверху её макушка.

От осины я пошёл дальше к опалённым буграм. Я не оглядывался.

Сумерки всё тянулись, когда я оказался на кишемской тропе, и, только когда вышел из леса, в поле настигла меня ночь.

Я уже перешёл поле, когда услыхал далёкий осиновый скрип.

20

Глупо это — таскать целый день яблоко в кармане и ни разу не откусить.

Четвёртый венец

Рассказ из дневника

— Сумасшедший идёт, надо дверь запереть, — сказала Алёна, но дверь запереть не успела, и сумасшедший вошёл в дом.

Он был в болотных броднях-сапогах, в свитере, в шапке с помпоном.

По морозу, по промозглости, которая была на улице, по ветру, дующему с Онего, — сумасшедший должен быть пронзён и смертельно болен насквозь. И рваный свитер, и шапка, и помпон — всё было мокро на нём и обледенело. Лицо — фиолетовое, белое и синее. Он, естественно, дрожал.

Минуя Алёну, окостеневшую у печки, он направился прямо ко мне.

Я сидел у стола и рылся в своих бумагах. Делая строгий вид, что я безумно занят, я тем не менее встал, протянул ему руку и сказал:

— Юра.

— Женька, — ответил сумасшедший и сжал мне ладонь.

Я сел на место. Сумасшедший стоял передо мной у стола. Разговор надо было как-то продолжать.

— Ну ты чего, замёрз, что ли? — сказал я.

— Да нет… разве это мороз? Вот через месяц начнётся.

— Ты бы хоть плащ надел какой, а то, ей-богу… пневмония… тоже, знаешь…

— Плащ у меня есть там, в одном месте. — И сумасшедший кивнул за окно. — Да я мороза не боюсь. Я на медведя с ножом. Вот с этим! Восемь медведей взял. У меня и ружьё есть там. — И он снова кивнул за окно, но в какое-то другое место. — А вот пуль мало. Так что я с ножом.

— Ну что ж, — сказал я. — Нож — это верное.

Женька протянул мне нож — широкий и мутный какой-то тесак. Алёна тревожно глядела от печки. Я потрогал пальцем лезвие и отдал нож сумасшедшему.

— Убери и никому не показывай, — сказал я.

Женька послушно кивнул, сунул тесак куда-то под свитер. Алёна облегчённо вздохнула.

— Рассказывай, парень, — сказал я.

— Чего рассказывать?

— Как чего? Рыбу-то ловишь или нет?

— Какая сейчас рыба — ветер да волна. Хариус только берёт на кораблик.

— Ладно тебе, ей-богу, врать. Медведи — ладно, а насчёт хариуса не ври, не люблю.

— Как же… Восемь штук вчера поймал на кораблик…

— Ладно, не ври, — сказал я, вставая. — Ты зачем пришёл?

— За солью.

— Отсыпь ему, Алён.

Алёна ворча отошла от печки, отсыпала из пачки соли — не на засол, на пропитание. Положила кулёк на стол. Сумасшедший схватил соль и сунул за пазуху. Плохо свёрнутый кулёк за пазухой должен был неминуемо развернуться. Но это было не моё дело. Просил соли — получил.

— Юрка, — сказал сумасшедший, — мне спичек.

Под медвежье какое-то и неудовлетворительное ворчанье Алёны я дал сумасшедшему спичек, хлеба, чая, сахару, пачку сигарет.

— Слушай, — сказал сумасшедший. — Хочешь я тебе кораблик принесу? Сам будешь хариуса ловить. Завтра принесу. Знаешь, такой кораблик, бежит по волнам, а к нему мушки приделаны. Хариус на них хорошо берёт. Завтра принесу… Слушай, а что бы немного вина? А?

Алёна у печки напряглась. Лицо её окаменело. Она внимательно глядела на меня, ожидая, что я скажу.

— Алён, — сказал я, — Женька верно говорит, а что ж вина?

— Какого вина?

— Ну, сама знаешь какого.

— Вина! — прикрикнула вдруг Алёна. — Какого вина?!

— Ну, того. Какое ты спрятала.

Алёна хлопнула дверью, яростно протопала по крыльцу и вылетела на улицу. В доме стало тихо. Я потёр лоб и сел за стол.

— Ладно, Женька, — сказал я. — Меня здесь не понимают… Иди…

Прижимая к груди собственную пазуху, за которой находились спички, соль, чай, сахар, хлеб и сигареты, сумасшедший попятился к выходу.

— Завтра будет кораблик, — бормотал он.

— Завтра меня не будет дома. Приходи послезавтра.

Сумасшедший вышел на улицу. В окошко я видел, как идёт он вдоль покосившейся изгороди к озеру. Ветер был жуткий, и сумасшедший кренился под его порывами, поворачивался к ветру плечом.

Дверь хлопнула. Вошла Алёна.

— Теперь он к нам повадится, — сказала она.

Алёна осуждала меня, и я не знал, как ей возразить.

Вечером вернулся с охоты Вадим. Сели ужинать.

Ветер выл за окном, мелкий снег с мелким дождём хлестал в стекло.

— Теперь-то сумасшедший к нам повадится, — говорила Алёна, выставляя на стол то самое, о чём я намекал ей совсем недавно.

— Неужели это так? — сказал Вадим. — Неужели ты бы выпил с ним наш последний припас?

— Ну уж не знаю. Во-первых, Алёна никогда бы в жизни сумасшедшему вина не поставила. А если бы и поставила — немножко можно.