Читаем Суер-Выер и много чего ещё полностью

Суер-Выер и много чего ещё

Старпом, который жаждал сокровищ не менее других, как-то тоже опустил руки. Да и трудно было, конечно, ожидать, что под каким-то новым сараем лежит уже другой сундучок в навозе, со второю серьгой специально для старпома. Так не бывает.

Пожалуй, только лоцман Кацман пребывал в нормальном расположении духа. Нюхом чувствуя нутро муссона, он всё время приводил «Лавра» к разным островам с навозными сараями, но никто не выражал желания слезть на берег и копнуть.

— Копать под сараями никто не желает, сэр, — докладывал Кацман нашему капитану. — Но вот виднеется остров, на котором сами островитяне копают. Не желаете ли глянуть?

Капитан поглядел в трубу. Перед нами распространялся в океане остров, на котором видны были согбенные его жители. Выставив зады и согнув спины, короткими сапёрными лопатками они копали землю.

— Возможно, это и есть остров настоящих сокровищ, сэр, — предполагал Кацман. — Они решили просто перекопать остров вдоль и поперёк в его поисках.

— Давай слезем для разнообразия, — предложил мне капитан. — Пройдёмся хоть по бережку, порасспросим жителей.

С трудом раскачали мы старпома, чтоб он скомандовал нам гичку, лоцмана оставили за старшого и прибыли на остров с целью, как говорится, его открытия.

Как только мы вышли на берег, я почувствовал необъяснимое головокружение, перебои в сердце и тяжесть на плечах. Дыханье моё затруднилось, и, не в силах стоять, я пал на колени. Капитан немедленно опустился рядом. Так и получилось, что, только лишь открыв остров, мы сразу стали на колени.

— В чём дело? — срывающимся голосом спросил меня Суер.

— А ни в чём, — ответствовал некий островитянин, проползая в этот момент мимо нас. — Вы на острове, где небо давит. Давит и мешает жить и работать.

Обливаясь липким потом, мы оглядели небо. Тяжёлое, мутное, серое и живое, столбом стояло оно над островом и мерно, как пресс, раскачивалось — вверх-вниз, вверх-вниз. Иногда давило так, что сердце останавливалось, иногда немного отпускало. До самой-самой земли оно почему-то не додавливало, оставалась узкая щель, по которой и ползали островитяне.

— Здесь же невозможно жить, — сказал капитан.

— Возможно, — ответствовал некий островитянин, который почему-то от нас не отползал. — Хотя и очень, очень херово.

— А что делают ваши сограждане?

— Как чего делают? Репу копают.

— Репу?

— Ну да, репу. Картошку мы не содим, её окучивать надо, а это без распрямления всей спины очень трудно. Так что — репу. Которые помоложе, покрепче — ещё и турнепс.

— Ну а, к примеру, морковь?

— Ч-ч-ч, — островитянин приложил палец к губам. — Запрещено. Цвет не тот.

— Кто же запрещает? — спросил наивно Суер-Выер.

— Там, — сказал островитянин и посмотрел куда-то на верх той щёлочки, что оставалась между небом и землёй.

— Но ведь не репой единой жив человек, — сказал Суер. — В эту щель вполне пролезет домашнее животное, ну скажем, овца, курица.

— Какая овца-курица? Черви дохнуть! — И он пополз дальше, волоча за собой сетку-авоську, в которой бултыхалась пара треснутых репин, обросших коростой.

— Постой, — сказал я. — Хочешь, мы тебя увезём отсюда? А то подохнешь здесь. Слышь? Здесь рядышком есть пара-другая островов, где и картошку можно. Даже яблоки растут! Подбросим на корабле!

— Да как же? У меня семья, дети, — и он кивнул в сторонку, где двое ребятишек весело смеялись, кидаясь друг в друга ботвой. Им было совершенно наплевать, давит небо или нет. Они даже подскакивали и колотили в небо кулачками, как в какую-то пыльную подушку.

— Возьмём и их, — сказал я. — Так ведь, капитан?

— Весь остров, конечно, не вывезти, — отвечал Суер, — но десяток человек возьмём. Только давайте решайте быстрее, а то я совсем плох.

— Ладно, — сказал репоед. — Сейчас с бабой поговорю, с братьями.

Он отполз в средину острова, и там довольно скоро к нему наползли со всех сторон дети и братья. Они что-то там кричали, показывали на нас пальцем, один даже было вскочил, но тут же рухнул на колени.

— И картошка! И яблоки! — доносилось до нас.

Потом они так же расползлись в разные стороны, очевидно по своим репомерным участкам.

Приполз к нам и наш едореп.

— Спасибо, — говорит, — не поедем. Отказываемся.

— А что так?

— Родину покидать не хотим. Здесь родились, здесь уж и помрём. Да и какая там она, чужая-то картошка?

— Да ведь небо задавит.

— Может, отпустит, а? — сказал он с надеждой. — И морковь разрешат? Нет, останусь. У вас табачку-то нет?

— Неужели при таком небе ещё и курите? — спросил я.

— А куда денешься? — отвечал наш респондент. — И курим, и пьём, если, конечно, поднесут.

Мы оставили ему табаку, немного спирту и поползли обратно на «Лавра». За спиною слышался детский смех.

Ребятишки придумали новую игру. Они подпрыгивали и вцеплялись в небо изо всех сил и, немного покачавшись, с хохотом падали на землю.