— Да вот взять хоть Лизушку Золотарёву, ведь она же весит три тонны! — хохотнул князь.
— Лгунишка! — засмеялась и Лиза, хлопнув князя мизинчиком по устам. — Не три, а две с хвостиком.
— Две тонны чистого золота?! — потрясённо спросил Пахомыч.
— Да нет, — потупилась Лиза, — кое-какие детали серебряные.
— Это какие же?
— Ну, — покраснела Лизанька, — хоть вот ноготки.
Мне показалось очень и очень симпатичным, как она покраснела. Ну совершенно золотая, и вдруг — краснеет. Приятно, красиво и как-то правильно.
— У меня, конечно, куда меньше золота, — скромно заметил князь, — но есть всё-таки кое-что и золотое! — И князь подмигнул Суеру-Выеру. — Вы меня поняли, капитан?! А? Ха-ха-ха! Из чистого золота! Поняли, что это? Ха-ха-ха!
— Ну конечно, понял, мой дорогой друг! — воскликнул Суер. — Конечно, понял! Это — ДУША!
И тут они с князем так стали дурачиться, что госпожа Золотарёва предложила выпить шампанского. Оказывается, ящичек шампанского «Новый Свет» зарыт был у них в песочке для специального охлаждения.
Выкопали ящичек, хлопнули парой пробок.
— Это чудо! — восклицал Суер-Выер. — Я не раз выпивал в компании золотых людей! Но — в переносном смысле! А тут пью в прямом! Виват! Прозит! Цум воль! На здоровье!
— А надо быть золотым и в прямом, и в переносном! — объяснял князь. — У нас так полагается. Уж если ты золотой в прямом — будь любезен, стань золотым и в переносном. Тогда про тебя можно действительно сказать — золотой человек.
— Это огромная редкость, — задумался сэр Суер-Выер. — На материке почти не встречаются золотые как в прямом, так и в переносном. Золотых в переносном — полно, но все они нищие до мозга костей. Только чуть разбогатеют — сразу переносное золото теряют.
— Свинец! — сказал князь. — Это свинец. У нас такие сразу превращаются в свинец или уж в ртуть. Ха-ха-ха! Мы их так и зовём — свины и рты.
— Но иметь такую вот золотую жену — это же потрясающе! — воскликнул старпом.
— Пожалуйста! — захохотал князь Серебряный. — Вот наша Лизушка — она свободна! Вперёд, старпом!
— А как же вы, князь? — смутился Пахомыч. — Я думал, что госпожа Золотарёва — ваша, так сказать, гёрлфренд или как там — невеста?!
— Я? — удивился князь. — Да я же известный ветреник! Легкомысленник!
— Изменщик! — добавила Лизушка. — И баламут!
— То есть как? — сказал Пахомыч и впервые за всю историю нашего плаванья открыл свои прищуренные глаза. — Я мог бы жениться на госпоже Золотарёвой?
— Ну а что такого-то? — хлопал шампанским князь Серебряный. — Это со всяким может случиться! Житейский вопрос! Попробуйте! Сделайте предложение! Смелей!
Лоцман, Суер да и я, признаться, как-то слегка удивились, что старпом обскакал нас на повороте. Не знаю уж, о чём думали мои приятели, меня же в глубине души интересовало, какие детали у госпожи серебряные. Серебро на золоте, прямо скажу, меня всегда волновало, возбуждало и поднимало. И я даже думал немного ещё выпить и приступить к делу, а тут старпом, да ещё с самыми серьёзными намерениями. И ходит так индюком вокруг барышни, и делает английские развороты, перуанские обиходы.
— А что вы любите на завтрак? — спрашивает. — Овсянку или яйцо?
— Молоко с пирожным!
— Ах! Ах! Парное или снятое?
— Перламутровое!
Короче, через пару минут всем стало ясно, что Лизушка Золотарёва готова вступить в брак с нашим старпомом, и Пахомыч смело мог готовить брачные чертоги, о которых давно уже мечтал.
Князь отвёл нас немного в сторону, чтоб не мешать их церемониям, но я отошёл не совсем, а так, наполовину.
— А это не опасно? — осторожно спрашивал князя Суер-Выер. — Не задавит ли в объятьях в прямом смысле слова?
— Да нет, что вы! — успокаивал князь. — Она же золотая и в постели, всё понимает. Ну, для обычного человека, может, чуть прохладна поначалу, но если этот металл разогреешь — о-го-го!
— Давайте прямо сейчас устроим помолвку! — воскликнул старпом. Он так растерялся, так заторопился, что прямо засуетился. И его, в сущности, можно было понять: и баба хорошая, видно, что добродушная, и груда золота! Чёрт подери! И детали серебряные потом поглядеть! И-эх! Я не то что позавидовал, но к бабам неравнодушен, особенно к золотым. Эх!
Объявили помолвку. Шампанское! Спичи! Соусы! Анахореты в сметане! Я не удержался да и ляпнул:
— Не пойму, что это: любовь к женщине или к золоту?
— Конечно, к женщине, — твёрдо отрубил Пахомыч. — А то, что она золотая, — моя судьбина.
— Ну тогда другое дело, — сказал я. — А то я думаю, на кой старпому столько золота, если он не может им воспользоваться?
— Как то есть? — спросил старпом.
— Но ведь вы не сможете перевести это золото в деньги, ничего не сможете на это золото купить, даже бутылку водки.
— Как то есть? — туго проворотил Пахомыч.
— Ну а так. Вы можете это золото только иметь и на него глядеть. Правильно я думаю, Лизушка?
— И ласкать, — смутилось симпатичное дитя.
— Как же так? — сказал старпом. — Неужели для своего любимого мужа ты не отломишь пальчик?
— Как то есть? — спросила теперь Лиза. — Пальчик?! Отломить?! Какой пальчик?
— Да вот хоть мизинчик.
— Мой мизинчик? Зачем?