Суер-Выер и много чего ещё

Она была чуть горьковата, чуть сладковата, но полезный для пищеваренья, натуральный продукт. Давящее небо на самоё репу вящего влиянья, как видно, особо не оказывало. Репа осталась репой.

— Ре-па, — сказал старпом, брезгливо отодвигая поданный ему стюардом прибор.

— Не золото, — подтвердил Суер, явно обеспокоенный душевным состоянием старшего помощника. — М-да-с. Не понимаю, с чего Чугайло запил? У него в одной серьге столько драгоценных камней, что на них можно всего «Лавра Георгиевича» закупить.

Неосторожные слова сэра, высказанные во время поедания репы, каким-то образом доползли до боцмана. И пока мы утомлённо доедали подзолистый корнеплод, боцман постучался с просьбою войти.

— Пусть, — сказал капитан, и Чугайло с огромным лицом, одетым будто в багрово-чёрный комбинезон, явился перед нами.

— Позвольте вас спросить, сэр, — начал он, поражая воздух полною таблицей перегаров. — Эта серьга стоит больших денег?

— Возможно.

— А могу ли я на эти деньги купить «Лавра Георгиевича»?

— Возможно.

— Ну так вот, я покупаю. Даю за него три камушка из серьги, вот эти две берии и борух-топаз.

И боцман вынул из кармана носовой платок, в который были завёрнуты выковырянные из серьги камни.

— Но «Лавр» не продаётся.

— Как не продаётся? Вы сами говорили, сэр!

— Я сказал, что вы могли бы купить, но я не хозяин фрегата, я только капитан.

— А кто же хозяин? — И боцман посмотрел на меня.

Да-а-а… Все матросы, конечно, замечали, что я занимаю особое положение на борту. Плавал я вольно, без цели и без погон, но стоял на довольствии как офицер, и некоторые даже думали, что я сын хозяина, сват или брат. Но хозяина я даже лично не знал, ничего о нём не слышал и только догадывался, кто это. А меня сэр Суер-Выер принял на борт просто как старого приятеля.

— Поплаваешь, — говорил он. — Глядишь, чего-нибудь и напишешь.

Мадам Френкель я навязал ему только с одной целью, чтоб она куталась в своё одеяло. Ну нравилось мне это.

Вот и всё.

Остальной экипаж в основном набирал старпом, который в этот момент и встал из-за стола.

— Я не знаю, кто хозяин «Лавра», — медленно, закатив кадык, начал он, — но я знаю, КТО хозяин НА «ЛАВРЕ»! Здесь ХОЗЯИН — Я!!! Надо мной только БОГ и КАПИТАН! Вон отсюда, скотина! — И он изо всей силы влепил боцману оплеуху своей белоснежной старпомовской перчаткой. — А если завтра не продерёшь свиное рыло — вместе с бериями и серьгами — за борт! Ядро вместо якоря! В мешке или без мешка — вот единственный вопрос, который я обдумаю за ночь! И не думай, что я буду искать чугунное ядро, как ты, кнур, искал лопату!

Старпом схватил большую берию и с треском, как тарантула, раздавил её каблуком.

Боцман, ловя раскорякой оставшиеся камушки, вывалился из компании нашей кают.

— Репы старпому! — скомандовал Суер, и стюард с отвращением подал Пахомычу пареный жюльен.

Не успел старпом притронуться к потошнице, дверь снова распахнулась, и Чугайло явился с перекошенным похмельным фартуком на морде:

— Сэр-сэр-сэр! Там — остров! А на нём — баба! Золотая!

Глава XC

Князь и Лизушка

По пляжу кипарисового островка прогуливалась барышня в платье стиля «кринолин», в муслимовой шляпке без вуалетки, под зонтиком и без собачки.

И шляпка, и отсутствующая собачка, и зонтик были сделаны из натуральных веществ, а вот части дамского тела блестели, как хорошо надраенное обручальное кольцо девяносто шестой пробы. Все эти её плечи, перси, ланиты, уста и флюсы вспыхивали в тени кипарисов.

— Латунь? — спросил для чего-то лоцман. — Или так загорела?

Навстречу барышне выскочил из-за фикуса милейший господин в креповом смокинге. Его голова сделана была, кажись, из чистого серебра.

Он подхватил барышню под руку, дал отсутствующей собачке пинка под зад, и они стали угощаться мороженым и фруктами, которые в изобилии оказались тут же, под тентами и в беседках. Заприметив фрегат, златолюди восхищёнными знаками стали приглашать нас на берег.

Капитан мигнул старпому, старпом — лоцману, лоцман — мне, и я поставил точку в этом непродолжительном миганье. Мы мигом кинули лодку на тали и весело покатили к острову, размахивая флажками.

Капитан в кремовом кителе взлетел на песок, подбежал к барышне, чмокнул ручку. Она скинула книксен.

— Ну, где вы плавали, шалунишка? — спросила она, кокетливо хлопнув капитана веером по нашивкам. — В каких краях мочили якорёк?

— Сударыня, сударыня! — заквохтал Суер-Выер. — Мы чаще мочим яблоки. А это вот наш старпом, а вот и Кацман.

— А я Лизушка, — представилась барышня, — Золотарёва. А это вот князь Серебряный.

Мы почему-то стали хохотать, обниматься с князем. Пахомыч подарил Лизушке сушёный игрек, Кацман добавил икс.

— Как приятно, господа! — восклицал князь Серебряный. — Как приятно, что «Лавр Георгиевич» навестил нас! В мире нас знают, помнят, но навещают редко. И те, кто побывал раз, обратно не возвращаются.

— Почему же? — спросил капитан.

— Поймите, сэр, — пояснял князь, — мы не совсем обычные люди, мы ведь имеем златосеребряное тело. А это очень трудно во многих смыслах.

— В каких же смыслах? — серьёзно спросил старпом.