Суета сует

Ему хотелось швырнуть мобильный ей вслед, прямо в закрывшуюся дверь. Какая черствость! Наверное, тогда ему стоило поставить точку в их отношениях. Не ждать еще долгие годы, все отчетливее сознавая, что их брак движется к бездне. Он просто был обязан перестать быть добровольной нянькой для этой своенравной женщины, не умеющей быть хотя бы благодарной, чуткой. Но Кирилл выздоровел, и Максим решил, что нельзя травмировать его неокрепший организм своими взрослыми проблемами. Нервное напряжение спало, и поведение Милы уже не казалось верхом цинизма и эгоизма. Максим снова был готов быть ее тенью.

Так они и жили, занимаясь каждый тем, что считал для себя главным: Мила карьерой, Смыслов — сыном, домом, умудрялся не потеряться в научном мире, время от времени печатаясь в известных журналах. Эти маленькие победы не радовали Максима как раньше. Пропасть между ним и Милой становилась все больше, и взрослеющий мальчик стал задавать вопросы, ставящие отца в тупик:

— Пап, а мама всегда была такой?

— Какой? — оторвавшись от очередной научной статьи, Максим встретил тяжелый взгляд карих глаз Кирилла. Глядя в эти глаза, трудно было говорить неправду.

— Она с нами, как с соседями, которых приходится терпеть.

— Ты что, сынок? — голос изменил Максиму. — Просто у мамы много работы. Она у нас звездная личность. Это вносит свои коррективы.

— Коррективы? Давай скажем проще: ей до нас нет дела, но мы привыкли и нам тоже хорошо без нее.

— Не говори так. Я запрещаю! — едва не переходя на крик, ответил Максим.

— Ладно, не буду. Не хватало нам из-за нее поссориться.

Кирилл оканчивал школу. Выбор его дальнейшего пути заботил Максима, как ничто другое. Разговоры об этом с Милой вызывали удивление на ее лице.

— Он взрослый мальчик, Макс. Умный, способный мальчик. Он не ошибется.

— Мила, он хочет изучать языки.

— Прекрасный выбор.

— Ты бы хоть изобразила подобие волнения, — отчаянно выдохнул Максим.

— Зачем? — искренне удивилась Мила. — Я всегда спокойна за нашего мальчика, потому что знаю — ты рядом.

Тогда он не нашел слов, чтобы развить свою мысль. Она умела говорить простые слова, которые совершенно сбивали его с толку. Кажется, не сказала ничего плохого, что ей возразить? Но в душе Максима как кошки скребут. Вонзают свои когти в нежную душу, и та плачет кровавыми слезами, которых не видит никто. Страдания, о которых Смыслов никому никогда не рассказывал. А причин для них с каждым годом становилось все больше. Равнодушие Милы переходило все границы.

— Чего ты ждешь от меня? — улыбалась она. — Идеалист, ты надеялся, что и через двадцать лет нас будет испепелять огонь страсти?

— Я мечтал, что он хоть когда-нибудь коснется тебя…

— Я ведь предупреждала, что со мной нелегко.

— Я помню.

— Ты видишь, что из меня никогда не получится хорошей жены и матери. Я была честна. Помнишь, что я говорила, когда ты сделал мне предложение?

— Помню. Ты тоже не забыла. Значит, это для тебя важно, — грустно ответил Максим. — Хотя бы такое далекое событие имеет для тебя вес, а мне приятно, что оно связано со мной.

— У меня все в жизни за последние четверть века связано с тобой, — ее карие глаза смотрели лукаво. Но Смыслов поймал себя на мысли, что это отработанный прием. Один из тех взглядов, которыми она одаривает гостей своей программы. Она играет даже с ним. Это очередная роль, образ, в который она входит, и называется он — супруга Максима Смыслова. Наверняка с другим мужчиной она не позволила бы себе подобного. А может, в ее жизни вообще не должно было быть супружества? Оно ей не было нужно ни в каком виде. Это была дань общественным традициям, только и всего. Дань, не тяготившая ее потому, что он, законный муж, никогда не просил ничего для себя, ни для себя, ни для сына. Он принял ее правила игры, старательно делая вид, что у них все в порядке. Нормальная современная семья, в которой каждому предоставлена свобода выбора. Жена выбрала работу, карьеру, а муж — дом, заботы о нем и сыне. Максим всегда знал, что так не должно быть. Он ждал, что все изменится, но увы… Где-то находится золотая середина, где? Максим устал искать ее, а Милу это не интересовало. Она витала в своих честолюбивых планах. Максим старался приземлить ее, помочь увидеть что-то интересное в том, что происходит в обыденной жизни. Но оказывать давление на Милу — занятие неблагодарное. Она удивительным образом отметала от себя советы, доводы, аргументы. Она прислушивалась только к себе, отмахиваясь от Максима, как от назойливой мошки, которая лезет в лицо.

— Перестань, Макс! — в ее голосе появлялись металлические нотки. Это говорило о крайней степени раздражения. — Ты снова за свое. Не нужно пытаться сделать из меня домохозяйку. Это не мое. Я не создана для домашних забот. Говорю честно. Зачем лукавить?

— Я только хотел…

— Я знаю, чего ты хочешь, Смыслов. Этого не будет. Я не стану варить борщи, делать уроки с Кириллом и ходить на родительские собрания в школу. За столько лет пора было понять это раз и навсегда! Если тебя это не устраивает, мы можем разойтись…

— Можем, — соглашался он, меньше всего желая этого.