Sugar Water (ЛП)

Чувство, охватившее его, когда он прошёл сквозь ворота Малфой-мэнора, было странным. В тот момент Драко мог думать лишь о том, что покинул это место мальчиком, а приехал обратно мужчиной. О количестве событий, имевших место с момента его ухода вплоть до возвращения, и о том, каким же несведущим он был тогда. Драко думал, что если бы он только знал, уловил намёки на своё будущее и на то, чем всё обернётся, то убежал бы в свою спальню и закрылся бы там на следующие три года.

Он был огромным. Слишком большим. Встань Драко рядом, эта махина оказалась бы почти в два раза шире него и такой же высокой, а Малфой в прошлом году пересёк отметку в шесть футов. Надгробный камень на могиле отца поражал габаритами. Словно Малфой-старший при жизни был чересчур значимым человеком, чтобы покоиться под памятником обычных размеров.

Края монумента были украшены красивой резьбой, изображавшей воинов, магические сражения и различных животных. Там не было ни цветов, ни крылатых ангелов, которые, по представлениям Драко, могли украшать могилу матери. Для неё отвели место на кладбище рядом с мужем, но Драко попросил Грейнджер перенести её в резиденцию Блэков. Похоронить там, где, как ему казалось, матери того всегда хотелось. Однажды, когда появится такая возможность и станет относительно безопасно, он навестит её. Изучит узор на её надгробии так же, как сейчас изучал на отцовском — разъярённый дракон в верхнем правом углу привлёк его внимание.

Слова были вырезаны плавным, элегантным шрифтом. «Верный, Преданный», — было выведено под именем. А ниже — цитата на латыни о величии, силе и власти. Ни слова о том, каким покойный был отцом или мужем. Верность и преданность — как раз для него. Драко знал это так же хорошо, как самого себя. Именно такой была жизнь его отца.

Вся его грёбаная жизнь.

Драко всегда отчаянно старался оправдать те ожидания, что возлагал на него отец. Привлечь его внимание и заставить гордиться собой. Он боролся за это, даже ещё не понимая, чего именно хочет. Не осознавая, что жаждет его признания, похвалы.

Следуя примеру отца, Драко зачёсывал волосы назад, но его причёска была короче и выглядела хуже. Он принял к сведению и перенял отцовские вкусы и предпочтения в одежде. Он ел то, что любил отец, и ненавидел то, чего не терпел Малфой-старший. От рыбы до грязнокровок, от ярких цветов до бедняков. Он старательно работал над манерами и этикетом. Встречался с девушками, которых одобрял отец, руководствовался плавностью и грацией, с которыми тот себя нёс. Каждую деталь он копировал с той тщательностью, на которую только способен ребёнок, и делал всё возможное, чтобы жить именно так. Он до изнеможения тренировался играть в квиддич, с головой окунулся в учёбу. Но отец ничего не замечал. Никогда не обращал внимания на попытки впечатлить и вызвать гордость, замечая сына лишь тогда, когда тот ошибался.

Драко был всего лишь ребёнком, он выстроил свою жизнь и свою личность вокруг фигуры отца. Вокруг того, чем тот ему представлялся, и того, кем бы мог стать Драко. У них с отцом были моменты, которые, возможно, мало что значили для кого-то другого, но имели огромную ценность для Малфоя-младшего.

И Драко был зол. Злился из-за каждой проваленной попытки, каждого удара, нанесённого его самооценке, из-за того, как сильно это отравило его жизнь. Он злился потому, что Люциус умер как раз тогда, когда Драко продемонстрировал, насколько хреновый из него получился наследник. Он наконец-то сумел разрушить в себе копию образа отца, но сам ничего из себя не представлял. Он жил все эти годы, взрослел, стараясь быть кем-то ещё, и не знал, что значит существовать в собственной шкуре. Быть вольным стать тем, кто он есть. И Драко сердился на отца за то, что тот не заботился о сыне. Не слишком его замечал и навязывал впечатлительному отпрыску собственные убеждения. Не объяснил, что, возможно, быть тем, кто ты есть — совершенно нормально и хорошо. Он злился, потому что Люциус был дерьмовым отцом и дерьмовым мужем, который никогда не уделял внимания подавленной жене, заслуживавшей гораздо большего.

Он злился, потому что как бы ему ни хотелось ненавидеть отца за всё это, он не мог. Не мог ненавидеть его за то, что его не было рядом, за то, что тот не выполнял своих обязанностей, не остался со своей семьёй, а посвятил жизнь маньяку, направлявшему мир к геноциду. Драко был в ярости. В таком бешенстве, что будь этот ублюдок жив, хотел бы врезать ему по лицу. Плюнуть в него и спросить, кто дал ему право бросить сына. Повернуться к нему спиной тогда, когда тот был мал, тогда, когда оказался в опасности, и вот сейчас. Сейчас он просто умер, будто так и надо. Словно подобное когда-нибудь станет нормой.

Драко злился и на себя самого. Сердился за то, что ему по-прежнему было важно знать, что бы о нём подумал отец, что тот чувствовал перед смертью. Был чертовски взбешён, потому что по-прежнему хотел заставить папу гордиться собой. Но было поздно. Теперь уже слишком поздно.