Драко никогда раньше не видел, чтобы кто-то становился «белым как простыня». Но Грейнджер это удалось. Краска схлынула с её щёк, и выглядела она так, будто её вот-вот стошнит. Драко было плевать. Он почти что жаждал этого. Хотел, чтобы она испытала стыд и физический дискомфорт, когда её вырвет на свои же на ботинки.
— Грейнджер, обрати внимание на дату. Месяц назад. Один месяц назад. В прошлом месяце ты приходила трижды. Ты вообще собиралась рассказать мне о том, что мой отец мёртв? — его глухой голос опасно вибрировал от сдерживаемого гнева, и Гермиона вздрогнула.
Ему казалось, в его груди находится шар, готовый вот-вот лопнуть. Взорваться так же, как взорвался отец.
— Ты выглядел… Ты выглядел лучше. Будто ты можешь быть счастлив, наверное, и я, я не…
— Мне не нужны твои извинения. Они ни черта не стоят. Ты облажалась. Это мой отец! Мой отец! Я и знаю почему. Ты боялась потерять свой грёбаный источник. Боялась, что едва я узнаю, что моего отца убили ваши люди, то откажусь сотрудничать и…
— Нет! Нет, дело вовсе не в этом!
— Нет? Так ты не удосужилась сообщить мне, что он мёртв, потому что я… я был почти что счастлив? И в чём заключался твой план? Подождать, пока я расстроюсь, и вывалить это на меня?
— Мне было нелегко! Мне ещё ни разу не приходилось сообщать такую новость. Я волновалась и боялась! Я должна была и понимаю это, но не знала как, и когда, и… и… вообще. Всего несколько месяцев назад была эта история с рукой, я испугалась. Я не хотела, чтобы ты… сделал что-то… и… я пыталась! Смотрела на тебя, открывала рот, слова вертелись на языке, но… я не могла этого сделать. Прости меня. Мне правда жаль.
Он был слишком зол, чтобы оставаться на одном месте, и начал мерить шагами пространство ещё на середине её речи. Он был слишком рассержен на неё. Чертовски сильно жаждал схватить её и встряхнуть. Это гнев. Когда все мышцы и сухожилия отказываются находиться в покое, грозя в противном случае обернуться против тела и заставить кишки фонтаном вылететь в стену. Когда каждый нерв и кость гудят от напряжения.
— И ты протянула месяц, да? Кто знает, сколько бы это длилось, не найди я эту газету! Возможно, смерть моего отца ничего для тебя и не значит, может, вы даже закатили вечеринку, но я — другое дело. Я его сын. Его сын, и ты не собиралась мне об этом рассказывать?
— Собиралась…
— Когда? — он закричал, заорал, вздрогнув сам.
Она опустила взгляд, чтобы не видеть его широко распахнутых глаз, и всем своим видом выражала готовность заплакать. Это лишь сильнее разозлило его. Он поднял ногу и коленом пнул стол так, что край его ударил Гермиону в живот, вынуждая её вскинуть голову.
— Я понимаю, что он мёртв, а ты рассержен и расстроен. И мне очень жаль, я прошу прощения за то, что не сказала тебе, это было неправильно. Я поступила неправильно. Но… но его убила не я, Малфой. Так что прекрати вести себя так, будто я это сделала, — её тихий голос дрожал на некоторых словах. Гермиона сцепила руки на столешнице.
Драко наклонился вперёд, уставившись в карие озера её глаз так пристально и злобно, как только мог.
— О, Грейнджер, а я так себя и не веду. Если бы я вёл себя так, то уже бы перерезал тебе глотку.
Это её разозлило. Заставило сверкнуть глазами и вскинуть подбородок. Этого он и добивался. Орать на сломленную девчонку он не хотел. Он жаждал битвы. Ему нужен был кто-то, на кого можно злиться. Ему это было необходимо. Чтобы она достойно ему ответила, и вот тогда бы он её растоптал, доведя чуть ли не до края.
— Ты же такой убийца, Малфой! — выплюнула она, но едва произнеся это, тут же снова сникла.
Жалость. Проклятая жалость, а её он ненавидел. И вина — вину тоже, но та волновала его не так сильно.
— Пошла ты на хер, дрянь. Шлюха. Грёбаная сучка.
И Гермиона промолчала. Просто смотрела на него, а потом поднялась на ноги и сложила газету. Она обошла вокруг и, оказавшись так близко, что он смог учуять запах её шампуня, дотронулась до его руки. Драко с усмешкой отшатнулся.
— Не прикасайся ко мне. Я не хочу, чтобы ты вообще ко мне подходила.
Она должна была его ненавидеть. После сказанных слов должна была разозлиться и начать угрожать. Не должна была так сильно переживать из-за своего поступка, пытаться прикоснуться и успокоить его. Начать хотя бы с того, что у неё не должно было быть никаких трудностей с сообщением ему этой новости. Заботилась о его психическом здоровье? Опасалась, потому что думала, что он слетел с катушек, разожжёт плиту и залезет туда? Что за чушь? Как же сильно изменилось её отношение к нему, если она боялась сообщить ему о том, из-за чего он мог нанести себе вред? Как близко она подобралась?
Он не замечал этого раньше. Не видел, насколько всё изменилось, пока не сравнил двух разных Грейнджер так, как анализировал себя. Трансформация из более мелкой, лохматой и раздражающей девчонки из его юности, которой нравилось его доводить, в стоящую перед ним девушку, которая пыталась утешить его в тот момент, когда душевная боль, будучи слишком сильной, обернулась физической.
И она оказалась близко. Слишком близко.
— Малфой…