Sugar Water (ЛП)

Будто кто-то ударил в пальцы струей воды, и она стремительно побежала по всему его телу. Словно сила. Словно магия. И это было сродни столкновению с ней в первый раз. Драко понятия не имел, что теперь делать, палочка и собственные чувства ошеломили его. Будто бы он никак не мог в это поверить.

Драко больше не мог ждать ни секунды: он обхватил древко ладонью, ощущая, как проникшая в него сила нарастает и заполняет целиком, вновь подчиняя себе тело.

Я волшебник. Я — магия.

Чёрт. Чёрт, потому что прошло столько времени с тех пор, как он испытывал нечто подобное. Ничто не могло с этим сравниться. Все те годы, что он мечтал об этом, желал и вспоминал. Все те глупости, что он натворил в попытках заполучить магию обратно, и теперь… Теперь вот она. И если раньше ему казалось, что он вернулся домой, на своё место, ощущал некую завершённость, то сейчас все эти чувства были вытеснены прочь. Разорванные в клочья и пущенные по ветру, они не значили ничего по сравнению вот с этим и этими эмоциями.

Закрыв глаза, он тяжело и мелко дышал. Рука сжимала палочку до боли в пальцах.

— Люмос, — выдохнул он.

И заплакал. Слёзы заструились из-под ресниц в ту секунду, когда под веками появилось красное пятно — зажёгшийся огонек. Эмоции бились в каждой клетке его тела. Откинув голову назад, он ударился о стену и даже не обратил на это внимания.

— Нокс, — сдавленный голос, воцарившаяся темнота, всплеск силы.

Облегчение. Словно в течение пяти лет ты носишь на груди тяжёлый, болезненный груз, а затем избавляешься от него, хотя сам уже давно не сомневаешься в том, что он тебя прикончил. Это счастье, и мощь, и миллион чувств и эмоций, которые Драко не мог описать. Миллион эмоций, которые обосновались в центре груди и давили на сердце, провоцируя почувствовать ещё одну — и вот тогда сердце просто выскочит наружу. И это одно из лучших переживаний, что были в его жизни.

— Люмос.

«Спасибо», — снова и снова повторял он про себя. Он не очень понимал, кого именно благодарит, но не думал, что это так уж важно. Он говорил это многим людям. Всем тем, кто мог услышать. Грейнджер. И, может быть, самому себе.

— Нокс.

Его губы были влажными; он не признавался себе в том, что плачет, но и не успокаивался. Потому что рядом не было никого, кто бы мог его увидеть. А внутри билось столько всего, что Драко не мог сдержаться. Он облизал губы, чувствуя соль, и глубоко, в полную силу, втянул в лёгкие кислород. Он поднял крепко сжатую палочку к груди, ощущая биение сердца около стиснутых пальцев.

— Люмос.

Азкабан, после Башни: 5 лет

— Привет, незнакомец.

Драко хотелось закурить, но не ради вкуса. Он видел, как шлюшки во Франции быстро прикуривали сигарету после секса, и решил, что в случае оргазма это должно быть сродни соусу к пасте. Приятное дополнение. И, возможно, выход из ворот вряд ли можно было сравнивать с оргазмом, но в тот момент эта аналогия показалась Драко уместной. Волна эмоций захлестнула живот, грудь и голову. Будто бы все чувства слились воедино в поток из крови и воздуха, который подарил телу облегчение и счастье.

При виде Грейнджер, стоявшей шагах в тридцати от него, он вскинул бровь — она выглядела совершенно неуместно на фоне камней и моря, таких серых и ломано-резких по сравнению с её мягкими очертаниями. Но она всегда чужеродно смотрелась в его мире. Всегда, всегда, всегда.

— Незнакомец? — Драко сообразил, что это что-то типа присказки, имени или какой-то маггловской шутки, но всё равно переспросил, растерявшись, что бы ещё такого сказать.

Гермиона пожала плечами, заламывая пальцы и покусывая щёку — верный признак того, что она чертовски нервничает. Обычно беспокойство Гермионы проявлялось в чём-то одном, и её нынешнее состояние дало Малфою передышку.

Вода тяжело билась о камни, выбрасывая в серое небо белую пену. Воздух здесь был чище, чем у ворот, и, возможно, это только казалось, а, может, и нет. Всё вокруг пропиталось удушливым запахом соли, которой напомнил Драко о том случае из детства, когда он чуть не утонул во время поездки с отцом в какую-то страну. Малфоя-старшего явно волновал не отдых, а иные цели визита, учитывая то, что бóльшую часть времени он отсутствовал. Драко набрал тогда полный рот воды, будто мог спастись, выпив целый океан, и его закрутило подводное течение. Он дошёл до той точки, когда, снова и снова переворачиваясь, лишь тупо таращился на такую далёкую мутную водную поверхность над его головой и верил, что он больше никогда не вернётся. Он решил, что станет одним из тех скелетов, о которых люди, вроде отца Гойла, плетут всякие небылицы, и что он никогда не научится летать на метле и не получит потом мороженое, как пообещала мама. Что он умрёт, как его дедушка или та жаба, которую он держал в саду. Именно тогда и появился отец — Драко заметил его краем глаза, полностью одетого, с длинными волосами, танцевавшими в водных потоках. А потом были только его руки, давление, резкие вдохи, и мокрая ткань отцовской рубашки, к которой, рыдая, Драко прижимался ртом. Вкус соли держался на его языке в течение нескольких дней.