Когда знакомишься с мемуарами Шульца, то видно, с каким трудом и упорством он «пробивал» через Рейгана и его окружение свои компромиссные взгляды насчет тех или иных шагов в советско-американских отношениях. Известный американский историк и дипломат Джордж Кеннан как-то мне сказал, что окружение Рейгана «удивительное по своей тупости» и кичится тем, что в отличие от прежних администраций «каждый день дает бой Советскому Союзу». Шульц поставил себе целью постепенно выработать долгосрочную концепцию отношений с СССР, исподволь заручившись поддержкой президента. Неожиданным толчком для него послужило приглашение на незапланированный ужин в Белом доме в морозный вечер в субботу 12 февраля, когда Вашингтон оказался в плену снежных заносов. В ходе необычно свободной беседы Шульц, как он пишет, почувствовал, что президент сам, оказывается, начинает обдумывать возможность каких-то контактов, могущих привести к уменьшению напряженности в отношениях с Москвой. Он укрепился в этом мнении, когда через три дня президент негласно принял у себя дома советского посла.
Однако на практике целостной концепции не получилось: все сводилось к отдельным акциям, одобряемым президентом от случая к случаю. Дело встало на более прочную базу, когда в Москве к власти пришел Горбачев, да и сам Рейган стал в этом смысле более инициативным после переизбрания его в президенты.
В разговоре со мной Рейган, как уже отмечалось, поднял принципиально важный вопрос, спросив, действительно ли мы считаем, что США представляют военную угрозу для СССР, что США могут напасть на СССР, начать ядерную войну.
Могу засвидетельствовать, что и Хрущев, и Брежнев, и Андропов и Черненко со всей серьезностью задавались этим вопросом. Однако ответ был неоднозначен. Все они (и их окружение, входившее в советское руководство) исходили из того, что США в долгосрочном плане представляют постоянную угрозу для безопасности нашей страны. Из этого исходило и все военное планирование. Однако они не считали, что это может произойти в любой момент и внезапно, как это было, например, с нападением Японии на Пёрл-Харбор. Такие опасения не превалировали. Да собственно, кроме кубинского кризиса 1962 года, у нас не было конфронтации, по-настоящему чреватых военным столкновением между обеими странами. И все-таки в Москве опасались, что в какой-то непредсказуемый напряженный момент в будущем такая конфронтация могла бы произойти, учитывая постоянное силовое политическое и военное противостояние обеих сверхдержав, а также наличие в Вашингтоне «авантюристического президента», каким, например, вначале считали Рейгана, который вызывал определенную настороженность.
Что касается ядерной войны, то советское руководство и высшее военное командование считались с такой возможностью. Они были убеждены, что большой военный конфликт между СССР и США, если он произойдет, неизбежно приведет к применению ядерного оружия. Однако, несмотря на пропагандистские патриотические заявления, советское руководство в действительности не верило в возможность победы в ядерной войне. Оно при этом надеялось, что так же думает и высшее руководство в Вашингтоне. Надеялось, но полностью в этом не было уверено, видя постоянные попытки США добиться превосходства в стратегических силах. Отсюда твердая решимость сделать необратимым достигнутый военный паритет с США.
Американский народ, пожалуй, более эмоционально воспринимал угрозу ядерной войны, чем советский, находясь периодически под активным воздействием своих средств массовой информации и кинокартин об ужасах такой войны. Однако советские люди испытывали постоянное, более глубокое чувство опасности войны, памятуя все ужасы Отечественной войны.
Надо сказать, что президентство Рейгана вызвало у нашего руководства, в частности лично у Андропова и Устинова, впечатление и даже убеждение в том, что новая администрация США активно готовится к возможности ядерной войны. В результате этого политбюро по инициативе Андропова санкционировало специальную директиву нашим разведслужбам (по линии КГБ и Генштаба) организовать тщательный сбор информации о возможных планах США и НАТО совершить внезапное ядерное нападение на СССР. Это была самая крупномасштабная послевоенная разведывательная операция, продолжавшаяся с 1981 по 1984 год под кодовым названием «РАЯН» (ракетно-ядерное нападение). Все наши резиденты за рубежом получили детальные инструкции по сбору такой информации. Об особой важности «раскрытия» подобных возможных американских планов «первого ядерного удара» подчеркивалось в течение 1983 года, когда антисоветская риторика Рейгана достигла пика. Только в 1984 году эти опасения в Кремле стали ослабевать.