Рассказывая затем обо всем этом президенту Картеру, Уотсон сделал следующий вывод: генералы хорошо знают, как начать и вести ядерную войну на максимальное уничтожение, но не имеют ни малейшего представления, как жить – и можно ли вообще жить, – после такой войны? Короче, вопросы ядерной войны нельзя оставлять на усмотрение военных, обязательно нужен повседневный строгий гражданский контроль над их действиями и их планированием. Картер полностью согласился с Уотсоном.
Но вернемся к разговору с маршалом Ахромеевым.
Интересны были его комментарии на мой вопрос, зачем нам нужна мощная концентрация наших механизированных частей в Центральной Европе, ведь вокруг этого давно идут продолжительные споры на переговорах в Вене по ограничению обычных вооружений.
Ахромеев сказал, что этот вопрос имеет свою предысторию. Сразу после войны при президенте Трумэне резко ухудшились отношения с США. В Москву стали поступать сведения, что в случае серьезного конфликта с СССР Трумэн рассматривает возможность применения ядерного оружия, в котором США имели тогда явное преимущество. Утвержденная тогда Сталиным советская военная доктрина сводилась к следующему: создать в центре Европы, где находились еще наши войска после войны, мощный кулак из танковых дивизий для ответного молниеносного удара по европейским союзникам США и полной оккупации их территории вплоть до Ла-Манша и Атлантического побережья Западной Европы. Подобной контругрозой Сталин рассчитывал парировать ядерную угрозу со стороны США.
Я тут же спросил его, почему такая дислокация советских войск, по-существу, сохранилась и после того, как СССР достиг ядерного паритета с США. Проблема поддержания стабильности в странах Восточной Европы? Но разве для этого надо было держать в центре Европы мощную миллионную армию?
Заметив, что инерцию мышления высшего руководства страны не так просто преодолеть, Ахромеев в сугубо приватном плане сказал, что лично он считал бы возможным пойти на определенное и даже существенное сокращение наших войск и вооружений в Центральной Европе. Через год он сам внес такие весомые предложения Горбачеву. Правда, при этом он настаивал на получении от американской стороны адекватной компенсации (впоследствии во внутренних межведомственных дискуссиях он нередко спорил с Шеварнадзе и выступал против излишней торопливости в наших уступках американцам на переговорах по разоружению, чем грешили и Горбачев, и Шеварднадзе).
В начале года продолжались враждебные террористические акции против советских учреждений в США. 17 февраля у здания представительства Аэрофлота в Вашингтоне (недалеко от посольства) была взорвана бомба. Шульц принес извинения. Однако злоумышленников, как всегда, не нашли.
В начале марта была заложена новая «бомба» замедленного действия под наши отношения. Эта бомба политического характера была подброшена самим президентом Рейганом.
Выступая в Орландо (штат Флорида) 8 марта, он назвал СССР «империей зла». Правда, как свидетельствует Шульц, эта речь перед собранием евангелистов не задумывалась как особое событие и не давалась на предварительный просмотр кому-либо вне Белого дома. Тем не менее эта фраза была подхвачена средствами массовой информации во всем мире и вызвала негодование в Москве, а также озабоченность в Западной Европе по поводу сильно ухудшающихся отношений США с СССР. Прорейгановские силы в США тут же взяли на вооружение эту броскую пропагандистскую фразу.
В этом выпаде проявилось своеобразие мышления Рейгана. Он не видел, судя по всему, ничего противоречивого в том, чтобы начинать думать о каком-то выправлении отношений с Кремлем и в то же время продолжать публично выступать с неистовыми нападками на олицетворяемую этим же Кремлем «империю зла». В его уме это все, видимо, органично уживалось. В Москве же такое поведение президента вызывало возмущение. Поэтому негласные заверения о каких-то намерениях Рейгана улучшать отношения с нами долго расценивались как фальшивые или пропагандистские.
Тем временем наши отношения стал лихорадить новый «сюрприз» Рейгана. Когда 23 марта я встретился с Шульцем, чтобы сообщить ему устное послание Андропова президенту Рейгану относительно венских переговоров о сокращении вооруженных сил и вооружений в Центральной Европе, госсекретарь в конце беседы неожиданно передал мне текст предстоящего выступления Рейгана по телевидению, которое вскоре стало новой сенсацией. Коротко он сказал (Шульц торопился к президенту, я же не успел еще прочитать текст выступления), что президент «рассчитывает дать миру надежду» против угрозы применения ядерного оружия. Эту надежду президент видит в том, чтобы начать программу противодействия «ужасающей ракетной угрозе» путем принятия мер «оборонительного порядка». Указанная программа предусматривает долгосрочные исследования и разработки с использованием космоса.
Я тут же спросил Шульца, значит ли это, что правительство США идет на ломку важного договора по ПРО?